Выход был один. Срочно приступать к экспериментальным исследованиям. Так, в 1971 году на льдах Северного Каспия, в непосредственной близости от залежек тюленя, появился научный дрейфующий лагерь «Каспий-1». Биологи из ВНИРО и КаспНИРХа (1 КаспНИРХ — Каспийский научно-исследовательский институт рыбного хозяйства.) приступили к работе. Основное внимание было уделено изучению дневного режима тюленей на залежках — надо было получить поправочный коэффициент. Для этого залежки были разбиты на пробные площади, где три раза в день — утром, днем и вечером — велся просчет самок и детенышей.
Немало занимало нас и развитие детенышей в период лактации. Была замечена высокая смертность их; причины — истощение (некоторые матери переставали кормить детенышей), подвижка льдов, сильные ветры, метели и т. п. Значит, давая рекомендации промысловикам, надо учитывать и погодные условия.
Чтобы установить оптимальный срок промысла и получения высококачественной продукции, мы вели исследования по линьке бельков. Впервые на Каспии было проведено мечение бельков и сиварей. 290 особей носят теперь на хвосте порядковый номер. Массовое мечение позволит проверить методику определения возраста и более точно определить численность и распределение зверя.
Работы на Каспии не закончены. Они будут продолжаться еще ряд лет, в более широком плане, но уже сейчас можно сказать, что собранные сведения по биологии каспийского тюленя позволят подойти иначе к практическим рекомендациям по рациональному ведению промысла на Каспии.
Каспий, Белое море, Баренцево, дальневосточные моря. Онежское озеро, прибрежные воды Антарктиды — широк географический диапазон настоящих и будущих исследований, связанных с промыслом тюленей. И именно эти исследования помогут со временем заменить зверобойный промысел зверобойным хозяйством: человек будет брать у природы лишь столько, сколько она в силах восстановить.
В. И. Крылов, начальник экспедиции «Каспий-1», старший научный сотрудник ВНИРО, кандидат биологических наук
1
Когда вспыхнула сенсация, захлестнула страницы бирманских газет и журналов, когда в спор вступили биологи и монахи, отставные чиновники Лесного ведомства и поэты, я вспомнил, что встречался с этим существом. Или почти встречался.
Это было лет десять назад, в главной пагоде Прома, бирманского города на берегу Иравади.
Начинался короткий, нежный вечер. В его синеве теплыми желтыми пятнами горели свечи у подножия пагоды, голубыми казались белые цветы в руках паломников и фиолетовыми — оранжевые тоги монашат, что семенили, как утята, за длинным, худым и мрачным наставником. Внизу, под холмом остались вечно висящие в воздухе облака сладковатой мелкой пыли, пузатые баржи и древние пароходики, из труб которых свечами тянулись дымы. У самого выхода стоял столб с одним из тридцати семи натов — духов. В деревянной руке ната был зажат деревянный меч, и деревянные глаза были отважно вытаращены. Над головой ната горела первая звезда.
