Ни Алехандро Беласко, ни я не предполагали, что наша попытка восстановить во всех деталях подробности происшедшего станет причиной новых злоключений, в результате которых карьера Алехандро Беласко потерпела крах, а мне чуть не пришлось расстаться с жизнью. Колумбия находилась тогда под властью генерала Густава Рохаса Пинилья, достопамятная деятельность которого включает в себя два таких подвига, как убийство студентов в центре столицы, когда войска пулями разогнали мирную демонстрацию, и убийство тайной полицией так и не установленного числа поклонников корриды, освистывавших во время этого зрелища дочь диктатора. Печать была под строгой цензурой, и перед каждой оппозиционно настроенной газетой ежедневно вставала задача найти какую-нибудь политически безобидную, но интересную, для читателей тему. В газете «Эль Эспектадор» ответственными за эту почетную работу были Гильермо Кано — директор, Хосе Сальгар — главный редактор, и я — штатный репортер. Среди нас не было никого старше тридцати лет.
Когда Луис Алехандро Беласко вдруг пришел к нам в редакцию и спросил, сколько мы можем заплатить ему за его рассказ, мы встретили его без энтузиазма: интерес к этой истории уже иссяк. Военные власти на несколько недель запрятали его в военно-морской госпиталь, и допускались к нему только репортеры, лояльные режиму. Из нелояльных лишь одному удалось пробраться к нему, переодевшись врачом. Вся история, хотя кусками, но многократно публиковавшаяся, была искажена и подавалась в определенном освещении, и похоже, что читатели были уже по горло сыты этим героем, который теперь продавал свое имя для рекламирования часов — ибо его часы ходили исправно в ненастье, — и ботинок, которые он не смог разодрать, когда пытался съесть их, и тому подобного. Его наградили орденом и показали по телевидению как пример подрастающему поколению; он выступал с патриотическими речами по радио, разъезжал по стране, встречаемый цветами и музыкой, всюду подписывая автографы, и его целовали королевы красоты. Он нажил даже небольшое состояние. Мы тоже долго искали встречи с ним, но теперь, когда он пришел сам, без приглашения, мы решили, что ничего нового он уже не скажет — если не выдумает чего-нибудь ради денег — и что власти наверняка дали ему определенные указания относительно его возможных выступлений. Мы отказали ему. Но вдруг, словно повинуясь какому-то голосу, Гильермо Кано догнал его на лестнице, принял предложение и поручил заняться им мне. Оказалось, что мне дали в руки бомбу замедленного действия.
