Это как с борта корабля, когда видишь полукруглую спину моря и вогнутый объем неба и когда начинаешь ощущать себя жителем планеты, обитателем вселенной...
Внизу, у подножья стометрового обрыва, бесконечной строкой скорописных завитушек посверкивает Сейм, и многократно отпрыгивает от его поверхности небо. А дальше — изжелта-светлые обкошенные луга спорят в цвете с пасмурным лесом. Разбегаются по лугам тропы, как дети, увлеченные игрой. Еще дальше — глаз уже с трудом различает детали — темнеют деревеньки, угадываются стада. На горизонте подернутая дымкой земля сгибается в могучую дугу, насупленную, как бровь воина. Чем-то поистине эпическим веет с тех рубежей.
Во многих наших древних городах есть такие вот кручи — венцы, городки, площадки, валы, откуда открываются дух захватывающие виды. Двадцатый век редко где не заявил о себе с вездесущей деловитостью. В одном месте низина по самый горизонт рассечена прямой линией шоссе, в другом — целый город вырос за рекой, заслонил собою окоемы, в третьем — горят над бывшими выпасами газовые факелы.
Тут же... Полчаса стоишь и час, а там, внизу, все так же невозмутимо дремлет земля, только комком серой шерсти сдвинулось вбок одно из стад да девочка с женщиной далеко отошли по тропе над речкой — еле различаешь их теперь. Вон что-то замелькало между кустами — не заяц ли? Нет, то чайка стелется низко над землей. То кигитка, как зовут ее на Украине.
И в одну из таких минут начинаешь понимать, почему эта вот круча стала когда-то «избранницей», почему отсюда именно героиня «Слова о полку Игореве» прокричала свой плач. Так много и так далеко видно отсюда, что, кажется, не может человеческий голос затеряться. Если уж прозвучал — то на всю Киевскую Русь. И отозвалась земля, взволнованным земным морем подкатила сюда, чтобы навсегда застыть под обрывами Путивля.
Однажды, много веков назад, будто при вспышке молнии, на миг озарился этот город среди грозового пространства русской истории. Вспышка вырвала из тьмы оживленную неразбериху путевых сборов — древки копий, платы женщин, зачарованные взгляды детей.
Шелестели хоругви на апрельском ветру, собирались в поход русские князья. «Кони ржут за Сулой — звенит слава в Киеве; трубы трубят в Новгороде — стоят стяги в Путивле» (Новгород, который упомянут здесь автором «Слова о полку Игореве», — это не тот северный богатырь, что утвердил свои храмы и звонницы по берегам Волхова. Это Новгород-Северский — его младший и меньший тезка, центр удельного княжества. Здесь, на холмистом берегу Десны, — стол Игоря Святославича. Отсюда в конце апреля отправился он походом на половцев).
