Ночная тень пала на лицо юноши, на корабельные снасти и на кружащих в воздухе чаек. Джон ощутил холод пустых пространств. Лицо юноши было покрыто белым инеем, и маленькие льдинки зловеще сверкали в сумеречном свете в его всклокоченных волосах…
— Надеюсь, мой кашель не будет мешать вам спать…
Он проследовал к двери и затем в каюту. В керосиновом свете были видны две койки, шкафчики, умывальник с зеркалом, на полочке ваза с водяными гиацинтами. Гиацинты наполняли небольшую каюту сладким цветочным ароматом, который смешивался с мускусным кисловатым запахом дыхания парня.
— Не возражаете, если я закурю, сэр?
Не дожидаясь ответа, парень скрутил сигарету и зажег ее. Он улыбался сквозь сигаретный дым улыбкой наглого уличного мальчишки, сознающего свои преимущества, не слишком значительные, но все-таки…
— Простите мне мою откровенность, сэр, но команда здесь жуткая. Во время нынешнего плавания нужно ждать больших неприятностей, сэр.
И я хочу, чтобы вы знали, что на меня вы можете положиться… как на друга то есть.
— Нисколько не сомневаюсь, Одри. И будем держаться этого, хорошо?
— Я могу сообщать вам обо всем, что происходит в носовом кубрике, сэр… хотя подобные разговоры могут быть для меня опасны…
— Возможно, в таком случае тебе лучше будет помолчать.
Одри потер ногти об отворот куртки и посмотрел на них.
— А как насчет небольшой порции опиума, сэр? Поможет вам забыть о женщинах, сэр.
Джон пропустил его слова мимо ушей и продолжил распаковывать вещи.
— Здесь пахнет, как в цветочном магазине. Кто принес цветы в каюту?
— О, Джерри, сэр. — Одри не отрывал глаз от своих ногтей. — Он же настоящий педик. Я их просто ненавижу. А вы, сэр?
— Нет.
— Я знаю, что вы имеете в виду, сэр… Я тоже об этом думал…
Одри облизал губы и провел рукой по промежности.
— Заткнись. Заткнись и приготовь мне чашку кофе.
Лицо юноши сморщилось, и он внезапно расплакался.
— Неужели вы не понимаете, кто я такой?
Холодок пробежал по телу Джона, когда он понял, о чем говорит парень…
— Одри, ледяной мальчик.
Иней на лице, льдинки, сверкающие в волосах, ничем не прикрытая девственная похоть в алых лучах заходящего солнца, кусок хлеба у ног юноши. Его образ растворяется среди корабельных снастей и кружащих чаек…
— Я Одри, холод твоих межзвездных пространств, Джон.
Твоя каюта там его взлохмаченные волосы в каюте изможденное худое лицо левая скула… разбитая бутылка…
— Эй, глянь-ка, все мертвенькие…
Казалось, не заметил холода, когда Одри протянул левую руку. Его глаза вспыхнули изнутри, словно начинающийся лесной пожар. Улыбнулся словно зверек привезенный из дальних морей прошлого печальный жалкий пережиток. Мускусный запах открытых лет доносился от его открытых лет, ожидающих этого.
