– Временами людям весьма трудно объяснить истинную причину – стыдно. Потому-то мы с Кириллом все больше одни, в четырех стенах сидим. Я ему и мать, и жена, и нянька. Но иногда так хочется обыкновенного человеческого общения. К тому же Тамара Леонидовна так нас упрашивала поехать, что мы не смогли ей отказать. Очень славная женщина.
– Кстати, она к вам после приезда не заходила?
– Кто? Тамара Леонидовна? А она приехала? Странно, она же у Ириши собиралась еще пару недель погостить.
Реакция Лизы была столь искренней, что я ни на секунду не усомнилась в том, что Тамары Леонидовны здесь не было. Мне оставалось только хлопнуть себя по лбу:
– Ну конечно же, я все перепутала! Это Анна собиралась домой.
– Анна? Даже если бы она вернулась в Мюнхен, я бы не знала. Кажется, она живет в другом районе. И вообще до Иришкиной свадьбы я ее всего раз видела, – сообщила мне Лиза. – А что вы чай не пьете? Не любите? Вы пейте, пейте.
– Я пью. Чай очень ароматный… и горячий. А как Кирилл себя чувствует после аварии?
– Аварии?
– Ну да, вы же сказали Ирине, что попали в аварию. Или не было никакой аварии?
– Не было. – Она потупила глаза и стала стирать салфеткой со стола несуществующее пятнышко.
– Нет?
– Нет. А впрочем, что уж теперь скрывать? Кирилл очень хотел выпить. Очень. Даже просил остановиться у магазина. Я не разрешала. Из-за этого мы подрались в машине. – Я заметила на ее предплечье синяк. – Да, – вздохнула она, перехватив мой взгляд. – Водитель отвлекся на нас и врезался в затормозившую впереди машину. Мне-то ничего…
– А Кирилл сильно пострадал?
– Да нет. Так, несколько царапин на лице. Если бы вы знали, как мне трудно. За Кириллом надо смотреть в оба глаза. Работы нет, перспектив тоже.
– А живете на что?
– На пособие. Ну, я еще подрабатываю… Нам хватает. Кирилл пытается писать.
– Он писатель? Или, может быть, художник? – У меня екнуло сердце.
– Поэт. Поэт-песенник, – несколько разочаровала меня Лиза. В ее голосе не прозвучало гордости, только сожаление.
Я ее поняла и потому пожалела: «Бедняга. Кто из нас не писал в детстве или в юношестве стихи? Да почти все. Но всем ли дано стать действительно настоящим поэтом? Единицам. Слава богу, большая часть доморощенных гениев это понимает и впоследствии занимается делом: кто-то становится инженером, кто-то врачом, кто-то идет на завод. Но кто-то так и остается ребенком, чтобы всю жизнь писать стихи, которые никто и никогда не издаст и не прочитает».
