Волшебник Хуливуда - Роберт Кемпбелл

Выехав в южном направлении из Голливуда в один из двенадцати безоблачных дней, которые выпадают здесь за целый год, и сняв поэтому откидной верх со своего старого «кадиллака», Майк Ри-альто (радующийся тому, что его нормальный глаз остается столь же сухим, как и второй, стеклянный) принялся вспоминать те дни, когда он впервые прибыл в Голливуд с Восточного побережья. А произошло это в 1945-м.

Тогда ему было двадцать четыре года, он только что по медицинским показаниям демобилизовался, по-прежнему не мог еще свыкнуться с потерей глаза из-за прискорбного инцидента, имевшего место 16 апреля в Нюрнберге, когда ему, сержанту Пятнадцатого корпуса Седьмой армии США, проезжающему по улице оккупированного города на джипе, выстрелили в лицо из рогатки. Он получил орден "Пурпурного сердца" и все остальное, причитающееся ветерану. Выиграв немного денег в покер, купил себе «кадиллак» с откидным верхом и отправился на Запад, чтобы смыться от девицы, залетевшей от него в Бетезде, штат Мэриленд.

Голливуд в те дни был местом, где бокал только что выжатого сока – земляника, манго, ананас, папайя, и тому подобное – стоил всего четвертак.

И где можно было часами разъезжать с откинутым верхом, не задыхаясь от ядовитых испарений в воздухе.

Это был еще не город, а так, городок. По вечерам парочки – молодые и старые – прогуливались из конца в конец по Голливудскому бульвару, заглядываясь на витрины мебельных магазинов. А чуть западнее – в Беверли Хиллз и Вествуде – улицы были практически пусты.

И сам воздух, и девушки здесь пахли медом; девушки были податливы, резвы, лишены предрассудков и совершенно беззаботны относительно возможных последствий, особенно – имея дело с героем войны вроде него.

Он снял небольшую квартирку над гаражом в Западном Голливуде и принялся зарабатывать себе на жизнь игрой в карты. Особого желания поучаствовать в здешнем большом бизнесе – то есть в кино – у него не было.

Правда, выяснилось, что карты не приносят ему столь существенных доходов, как сводничество. Нет, сутенером он не был, да и не собирался им становиться, выступая скорее в роли посредника и первооткрывателя юных дарований. Так что в карты он теперь играл лишь время от времени, стараясь при этом отточить и нарастить свое мастерство в надежде на то, что в один прекрасный день он получит возможность посвятить себя им всецело, – а это он и считал своим подлинным призванием.

И вот сейчас, проезжая по фривею на Сан-Диего мимо городка Гардена, где много десятилетий назад муниципальный совет разрешил азартные игры, чем изрядно поспособствовал благосостоянию, хоть и не благонравию горожан, он вспомнил черные курчавые волосы той девицы из Мэриленда, вспомнил ее робкую, но порывистую чувственность, вспомнил ее манеру смотреть на него широко раскрытыми глазами на протяжении всего любовного акта – с того момента, когда он взбирался на нее, и до тех мгновений, когда кончал, – и только тут она отворачивалась, словно его искаженное любовными судорогами лицо пугало ее больше, чем она могла бы вынести.