Сначала Мэй смотрела на принцессу, а после обратила взор на ее мужа и… обмерла. Перед ней стоял Кун, ее Кун, целый и невредимый, в роскошном наряде, рядом с прелестной девушкой, которую называли принцессой и его женой!
Внутри Мэй застыла память, мягкая, как смола, и вместе с тем неизменная, как камень. Она причиняла боль и вместе с тем позволяла жить. Иногда ей снился сон, в котором Кун приходил к ней таким, каким был прежде, и Мэй всегда с болезненным волнением ждала этих призрачных свиданий. Но что она видела сейчас?!
В череде перерождений человек не способен вернуться к своему прежнему облику, такое невозможно. Так же, как живые не могут протянуть мертвым руку и вытащить их из-за той невидимой черты, за которой начинается небытие.
Могла ли пустая, страшная оболочка наполниться плотью, ожить, начать двигаться и дышать?!
Она задавала себе этот вопрос до тех пор, пока не столкнулась с ним взглядом. В этот миг Мэй поняла, что он ее узнал и что он так же потрясен, как и она.
Мэй смотрела на Куна, а он — на нее. Они буквально купались во взглядах друг друга. Иного мира не существовало, он растворился, исчез вместе с принцессой, Дуань-яном, работницами мастерской и княжескими слугами.
Кун пришел в себя первым. Ему было проще найти реальное объяснение тому, что он видит Мэй живой. Его обманули, или это была чудовищная ошибка!
Вероятно, то же самое случилось и с ней. Кун помнил содранную с кого-то кожу, которая болталась на ветру. Мэй сказали, что жуткая оболочка принадлежит ему, или она в отчаянии решила это сама.
В ее глазах был режущий свет безумной радости и нестерпимой боли. Их соединяла нить нежнее и тоньше шелка, и вместе с тем прочнее и толще, чем корабельный канат. А то, что разделяло, казалось прозрачным, как стекло; и в то же время нерушимым, как вечность.
— Я приду! — прошептал Кун одними губами, и Мэй поняла.
Она чувствовала, что в ожидании может сойти с ума. Что не найдет себе места, пока не поймет, что все это значит.
Мэй проводила принцессу взглядом, полным недоумения и боли. Ей хотелось броситься следом с криком о том, что этот мужчина принадлежит не роскошной красавице в золоте и жемчугах, а бедной работнице в полотняном платье и подвязанных простыми тесемками штанах.
Она сказалась больной и ушла к себе. Вечером Мэй сидела во дворе мастерской, и ее сердце было похоже на кровавую рану. Она и не знала, что обрести порой бывает так же больно, как потерять.
Кун не заставил ее долго ждать. Едва работницы разошлись, он подошел к воротам, один, без свиты, в простой одежде без украшений и, прикрывая лицо рукавом, спросил Мэй.
