Я уже представляла, о чем идет речь. Во многих избах мы видели расписанные «доски» — шкафчики возле печки, иногда — дверь и почти всегда голбец, деревянный короб, как бы прикрывающий печь с одной стороны. Завершался голбец непременно коником — деревянной фигурой, вырезанной в условной форме конской головы. Часто коник напоминал спираль — может быть, то был знак вечности, оберег? На темно-коричневом или бордовом фоне «досок» распускались сказочные цветы, сидели на ветках пестрые птицы, пересекались яркие полосы... Так, по-своему, украшали вятские крестьяне свое простое жилище. Живопись эта относилась, по-видимому, к концу XIX — началу XX века и связана была с развитием отхожих промыслов, когда ходили по деревням богомазы, писали иконы, а заодно и расписывали сначала прялки, а потом и дома. Интерьерная живопись существовала не только в Вятской губернии, но и на Вологодчине, в деревнях Приуралья и Урала.
«Доски» вызывают ныне большой интерес. Но, к сожалению, это их и губит. Помнится, Ирина Генриховна сетовала, что дело с музеем движется очень медленно. «Ведь растащат «доски»,— первое, о чем тревожилась она.— Приезжают художники из Москвы, из Ленинграда, выламывают и увозят...»
В каждой деревне ребята из нашей экспедиции тщательно осматривают избы, отмечая и исследуя сохранившуюся живопись.
Как-то долго ходили мы по деревне Большое Причалино. От некогда громадной деревни осталось девять дворов, пятнадцать человек... С угора, на котором стояли избы, был хорошо виден широкий Юг. Вот, видимо, откуда пошло название деревни — здесь причаливали лодки, баркасы. Анна Григорьевна Злобина проводила нас в опустевшую избу, в которой, по ее словам, сохранились «баские картинки». К сожалению, в избе было все переделано на новый лад, а расписные доски стояли в сенях. Мы открыли дверь на улицу, и поток солнца хлынул в дом, высветив пышные букеты цветов. Роспись была традиционной, но где-то в углу Володя усмотрел три буквы — М. С. З.
— Мастер? Злобин? Был такой, как звали? Не вспомните ли, Анна Григорьевна?
— Да у нас тут все Злобины...— был короткий ответ.
А в деревне Цыбино, давно покинутой людьми, вынесли мы на свет, чтобы сфотографировать, дверцу шкафчика. Странная птица была нарисована на ней — не то снегирь, не то синица. Но не сходство было важно художнику: он, видно, хотел показать, что птица вот-вот запоет. Мы прислонили доску к полуразвалившемуся срубу без крыши, уже и березка поднялась между стенами, и замолчали. «Памятник вятской деревне»,— только и вымолвил Сергей, наш историк.
