— Колокольчики...— не то спросил, не то сообщил мне Роман.
И тогда я осознал, что перезвон мне не почудился.
— Похоже, у нас будут гости...
Вскоре в сумерках обрисовались силуэты человека и двух оленей.
Оставив оленей поодаль, человек не спеша и как-то по-хозяйски подошел к костру, молча уселся на землю, достал из-за пазухи трубку и прикурил от головешки. Это был пожилой ненец лет пятидесяти, одетый в летнюю потрепанную малицу, сверкающие на коленях штаны из ровдуги (Замша из оленьей шкуры.) и облысевшие от возраста пимы (Высокие сапоги из камусов (шкур с ног оленя) мехом наружу.). Лицо его, усталое и морщинистое, светилось от наслаждения, глаза сошлись в узкие щелочки. Весь мир, казалось, сосредоточился для него в трубке, исторгавшей клубы черного и довольно едкого дыма.
Северный этикет нам был немного знаком: сперва угощение, потом беседа. Роман указал взглядом на уху, и я разлил ее на троих — доктору и ненцу в миски, себе в крышку от котелка. Ни слова не говоря, подал гостю уху, пододвинул хлеб, чеснок.
Ненец так же молча принял миску, зачерпнул ложкой, попробовал... и звучно сплюнул в сторону. Затем встал, отошел на несколько шагов и выплеснул содержимое миски. Вернулся. Сел. И с брезгливостью произнес:
— Сяторей (Щука (ненец.).). Не рыба.
На мой вкус уха получилась отменная, но спорить я не стал — человек прямодушно высказал свое мнение, что ж теперь... Пока мы с Романом ели уху, ненец неторопливо жевал хлеб с чесноком, храня молчание, и оживился только, когда заварился чай.
За чаем и познакомились: выяснилось, что наш ночной гость — оленевод, пасет с бригадой большое колхозное стадо где-то здесь, на севере Канина, и зовут его Николай Апицын.
— Отчего же у тебя фамилия русская? — поинтересовался Роман.
— Почему русская? — не согласился Николай.— От Апицы идем. Ученый из Ленинграда приезжал, говорил, что четыреста лет назад писали: был на Канине ненец Апица...
Еще минут двадцать Николай, в котором проснулась словоохотливость, рассказывал о своих предках и вдруг безо всякой видимой причины заявил:
— Зря сюда приехали. Плохое место. Болото. Гнус. Холодно.
— Чем же плохое? — рассудительно возразил Роман.— От гнуса мазь есть. Костюмы у нас теплые. Палатка. Дров много. В озере рыба.
— Хо! Разве сяторей — рыба? В ручье есть рыба, правда. Хариус, но его тру-у-дно поймать. Сильно осторожная рыба.
Я обрадовался:
— Ну вот, даже хариус водится! Мы здесь отлично отдохнем.
