— Федор! — гордо и торжественно, даже, как мне показалось, с какой-то тайной гордостью, представил его Максим. Обретший имя поправил очки и приветливо откликнулся:
— Уу-у-ух!
Затем по его телу пробежала короткая судорога. Федор расправил плечи, руки его словно укоротились, и на короткий миг я увидел перед собой как бы самого себя. Я вспомнил первый вечер нашего с Федей знакомства. Тогда он тоже вытворял подобные штучки, только давались они ему с заметным трудом, и полного сходства со мной достичь ему так и не удалось.
— Прекрати, Федя,— остановил его Максим.— Нам предстоит долгая дорога, и не надо, чтобы кто-нибудь видел, как ты меняешь свое тело.
И Федя послушно превратился в человека, чей облик не слишком бросался в глаза.
До Гульчи мы добрались в кузове автомашины. Сидевшие на тюках рабочий геодезической партии и его начальник не заметили в Федоре ничего особенного. Да наш товарищ и не особенно афишировал себя: сидел у борта, укрывшись от ветра, держал перед собой старый журнал «Советский экран» и временами удовлетворенно гукал. И в рейсовом автобусе никто не обратил на нас внимания. Только в поезде, уже за Ташкентом, едва не случился прокол. Ночью очки сползли с носа Федора, и страдавший бессонницей старик на нижней полке утром с дрожью в голосе обратился ко мне:
— Что это с другом твоим? Глаза у него, ох, какие глаза!
— Болеет друг,— поспешил я его успокоить, мучаясь от того, что приходится лгать.— Конъюнктивит.
Старик понимающе покачал головой. Когда поезд подходил к Москве, я все-таки еще раз спросил Максима:
— Правильно ли мы поступаем?
— Опять это «мы»! — Максим хлопнул меня по плечу.— Успокойся! Конечно, правильно. Это — карма (Карма (санскр.)—действие, дело, жребий. Здесь — влияние совершенных действий на характер настоящего и последующего существования.)!
Меня кольнула интонация, с которой Максим произнес слово «карма».
VII
Тони тоже было что сказать Деборе об этом человеке.
...Здорово они гульнули тогда. Как все расходились, Тони помнил смутно, потому что его не без труда уложили на диван гостеприимные хозяева. Он проснулся от жажды, с трудом добрался до кухни и здесь увидел Роджера. Тот стоял у окна и в предрассветных сумерках казался молочно-белым и почему-то очень высоким. На нем ничего не было, если не считать плавок из искусственного меха под леопарда.
— Так и пойдешь? — спросил Тони.
— Что? — не понял тот и подошел ближе. Это оказался не Роджер: светлые волосы и совершенно незнакомое лицо. Тони тут же подумал, что всех гостей он мог и не запомнить.
