Нагрузка, которую несет идущий впереди, трудна не столько физически, сколько психологически, особенно при плохой видимости. Осознание того, что по твоим следам идут твои товарищи, полностью тебе доверяющие, идут, повторяя след в след все твои замысловатые зигзаги, не дает расслабиться, кроме того, от постоянного напряженного вглядывания в даль в поисках какого-нибудь заметного ориентира устают глаза. Однако я доволен тем, что мне пришлось это испытать, и я выдержал это испытание. Хотя поначалу, когда я еще не приобрел привычки идти впереди, мне было трудно, я несколько раз предлагал Уиллу организовать движение идущего впереди в соответствии со сменой лидирующей упряжки. Дело в том, что лидирующая упряжка у нас менялась ежедневно, и было бы естественно, чтобы один из тех лыжников, чья упряжка лидирует в настоящий момент, и прокладывал лыжню. Так образовалась бы определенная сменность, необходимая для отдыха. Однако, очевидно, Стигер не совсем меня понял, такая организация движения принята не была. Затем, когда я стал постоянным впереди идущим, а упряжка Джефа постоянно лидирующей, потому что была свежее остальных, все встало на свои места и не менялось до конца маршрута.
О нашем отношении к погоде. Для нас не было вопроса, снимать лагерь утром или не снимать. Иногда казалось, что совершенно бессмысленно сворачивать лагерь, потому как и ветер бывал сильным, и видимость плохой. Но во всех этих спорных случаях счастье было на нашей стороне, и только два раза нам пришлось ставить лагерь через два часа после выхода, ибо погода ухудшалась настолько, что идти далее было небезопасно. Один раз это было в описанном мною случае с палатками, другой — 3 мая, когда мы потеряли упряжку Стигера и Этьенна.
В тот день погода утром не предвещала ничего хорошего, но мы, верные своей привычке, свернули лагерь и вышли. Впереди шел Бернар с компасом, я следом (такой двойной «сцеп» мы применяли в условиях плохой видимости — собаки идут быстрее, если прокладывающий лыжню человек идет в непосредственной близости от них), за мной упряжка Кеидзо, следом Джеф и замыкающими Уилл и Жан Луи. Я иду и все время оглядываюсь, моя задача — не упустить из виду Бернара и не потерять Кеидзо, и вот во время одного из таких поворотов я вижу, что Кеидзо дает мне знак остановиться. Я машу Бернару, и мы останавливаемся. Подтягивается Кеидзо, сквозь ветер кричит нам, что Джеф отстал. Стоим, ждем. Минут через десять Джеф выныривает откуда-то сбоку, подъезжает к нам и кричит, что потерял из виду Стигера и Этьенна. Ждем их, собравшись вместе. Собаки, используя момент, валятся на снег и отдыхают, их тут же начинает заносить снегом. Метель, но мы не очень сильно беспокоимся, потому что у Стигера с Этьенном на нартах, как, впрочем, и на остальных, есть все необходимое для жизнеобеспечения — палатка, печь, топливо, еда. Проходит полчаса — их нет. Решаемся на поиск. Джеф извлекает из ящика с аварийным имуществом веревку длиной 150 метров, мы привязываем ее к нартам и, двигаясь по радиусу, обходим почти полный круг, я иду метрах в двадцати от Джефа, держащего в руках конец веревки. Оба кричим сквозь ветер, но, увы, тщетно. Возвращаемся к нартам, наращиваем веревку до 300 метров и снова идем, на этот раз с Бернаром, Джеф остается у места сростки веревок. И вдруг в ответ на свой крик слышу голос Этьенна. А вскоре он сам появляется из белого молока. После этого мы решили судьбу не искушать и встать лагерем.
