Слабая улыбка появилась на измученном лице пациента.
— За что,— ответил он,— благодарю Бога и вас. Это же просто чудо.
— Никакого чуда. Обыкновенная хирургия.
— O! Ну а хирург? Разве это не чудо? Поверят ли мне, когда я скажу, что меня поставил на ноги сам капитан Блад?
Питер Блад, высокий и гибкий, опустил засученные рукава своей изящной батистовой рубашки. Глаза его, поразительно синие под черными бровями на загорелом до цвета красного дерева лице, серьезно смотрели на гостя.
— Хирург всегда хирург,— сказал он, словно бы оправдываясь.— А я, как, возможно, вы слышали, когда-то был хирургом.
— Я убедился в этом лично, к собственному благу. Но по какой прихоти судьбы хирург стал пиратом?
Капитан Блад задумчиво улыбнулся.
— Все беды свалились на меня из-за того, что я исполнял — как и в данном случае — свой долг хирурга; из-за того, что я лечил раненого, не интересуясь, где он получил свои раны. Это был несчастный бунтовщик, который поддерживал герцога Монмута. А кто лечил бунтовщика — бунтовщик сам. Так гласит закон у людей, верящих в Христа. Я был схвачен на месте преступления за возмутительным занятием — перевязыванием ран бунтовщика — и приговорен к смертной казни. Наказание было смягчено, однако не из милосердия. На плантациях требовались рабы. С группой других несчастных меня отправили за океан и продали на Барбадосе. Я бежал и решил было, что хирург во мне погиб, когда на свет появился капитан Блад. Но призрак хирурга все еще жив в теле пирата, как вы убедились, дон Иларио.
— К своему великому счастью. И я благодарен этому призраку за то, что он по-прежнему занимается опасной благотворительностью.
— А...— Капитан Блад, пристально взглянув на испанца, заметил румянец на его щеках и странное выражение глаз.
— Вы не боитесь, что история повторится?
— Я не желаю ничего бояться,— ответил капитан Блад и потянулся за камзолом. Натянув на плечи одеяние из черного атласа, богато отделанное серебряным кружевом, поправил перед зеркалом роскошное жабо, расправил завитки черного парика и в этом элегантном наряде, более уместном в залах Эскуриала, чем на квартердеке пиратского судна, шагнул к выходу.
— Теперь отдыхайте, постарайтесь поспать, пока не пробьет восемь склянок. Жара у вас нет. Но тем не менее я предписываю вам покой.
Пациент, однако, не выказал склонности к отдыху.
— Дон Педро... Пока вы не ушли... Будучи так обязанным вам, я не могу лгать. Я скрыл свое истинное имя.
