Легенды повествуют о том, что в 1510 году Атуэй, увидев кровавые злодеяния конкистадоров на соседнем Гаити, смело переплыл на лодке штормовой Наветренный пролив, чтобы предупредить жителей о нашествии и подготовиться к его отражению. Вместе с Атуэем прибыли 400 его соплеменников — мужчин, женщин и детей, которые предпочли этот опасный переход гибели от испанских мушкетов и шпаг.
Но кубинские индейцы-таино ошибочно приняли Атуэя и его людей за... карибов, слухи о которых сюда уже доходили. Затем вождь принялся страстно доказывать, что его единственная цель — объединиться против общего врага.
Атуэй достал сумку с золотыми слитками и украшениями и показал ее вождям: «Вот тот бог, которому поклоняются испанцы! — крикнул он.— За золото они сражаются и убивают; за него они преследуют нас, и поэтому мы должны сбросить их в море...»
Между тем с Гаити прибыл во главе трех сотен солдат плантатор Диего Веласкес. Самоотверженно обороняясь, индейцы вынуждены были отступить в горы. И вот здесь-то Атуэй применил блестящую тактику внезапных нападений и отходов, бесконечных засад. Конкистадоры были фактически заперты в стенах своего форта в Баракоа! Как отмечал историк Филип Фонер, «впервые после своего прибытия в Новый Свет испанцы узнали слово «страх».
Пришлось, кстати, и Веласкесу изменить свою тактику. Пользуясь услугами предателя-индейца, он окружил горный лагерь Атуэя и схватил его. 2 февраля 1512 года защитник земли своих отцов был подведен к разложенному для его казни костру. Испанцы ждали слез и мольбы о спасении. Но перед сожжением на костре стойкий Атуэй наотрез отказался принять обряд крещения.
Три века спустя великий сын Кубы и ее национальный герой Хосе Марти назвал свою родину надгробным монументом погибшей индейской цивилизации. И он, надо сказать, вовсе не преувеличил происшедшей здесь драмы. Если во многих других странах Латинской Америки индейские общины, племена и языки сохраняются по сей день, то на Кубе, ставшей плацдармом испанской экспансии на континенте, «индейский корень» был почти начисто вытравлен. Произошло это буквально через несколько десятилетий после Колумба.
— Но «почти» еще не значит «стопроцентно»,— рассказывали мне краеведы в старинном кубинском городе Тринидаде.— Стоило нам вплотную заняться церковными книгами, всякого рода реестрами и прочими документами позднего средневековья, как обнаружилось, что небольшая часть индейской знати, особенно племенная верхушка вождей-касиков, породнилась с европейцами и даже оставила свой отпечаток на произношении некоторых фамилий. Правда, предварительно «высокородных» индеанок все же крестили, чтобы затем присвоить их имущество, земли и слуг. Иными словами, захват Кубы продолжался даже перед церковными алтарями.
