Дно пироги часто со скрежетом цеплялось за каменные отмели или толстые корни опрокинутых деревьев. Пирога кренилась, и мы с трудом переводили дыхание, когда она вновь обретала шаткое равновесие.
Однажды ночью наше внимание привлекло непонятное журчание. Оно раздавалось ниже по течению. Педрито почти лежал на носу, чтобы вовремя предупредить меня об опасности. Звук приближался. Вот он совсем рядом, сбоку. Огромный кайман, повернувшись головой навстречу течению, широко разевал пасть; поток воды чистил ему зубы и щекотал глотку, да какую! Я мог бы засунуть в нее рулевое весло! Казалось, кайман стремительно плывет против течения; на самом же деле он только держался на месте, а нас неудержимо несло вниз по реке.
На шестую ночь плавания пирога с разгона врезалась в какие-то заросли; ветви яростно хлестнули по лицу, и мы остановились.
Сколько ни кружили мы, держась берега, так и не смогли найти протоку, что привела нас в это закрытое озеро. Берегов, как таковых, здесь не оказалось.
Педрито погрузил весло в воду; она закрыла половину лопасти.
— Мы на мели, доктор!
— Я пойду посмотрю, что там, — сказал я, вылезая из пироги. — Река должна быть недалеко. Может быть, нам удастся протащить пирогу через заросли, если они не очень густые.
— Хорошо бы так, доктор, — отозвался он. — Только эти реки очень уж опасны, даже когда кажется, что знаешь их, как свои пять пальцев. Не зря говорят: в море и моряки тонут. Пойду ка и я с вами.
Луч электрического фонарика запрыгал по кустам, обежал стену зарослей, сжимавших нас со всех сторон, и уткнулся в темную воду возле пироги. Когда он погас, мрак показался нам еще непрогляднее.
В конце концов мы убедились, что нам не выбраться отсюда, пока не рассветет или луна не соблаговолит выглянуть из-за туч. Мы повернули назад, но, увы, ни пироги, ни даже маленького озерца, где она осталась, мы не нашли. Решили ждать: в темноте можно было споткнуться о каймана или разбудить анаконду, висящую на ветвях, может быть прямо над нашими головами. Такие затопленные подлески — идеальное место для водяных удавов.
Простоять несколько часов в теплой воде, когда воздух удушливо жарок, не так уж страшно. Нам оставалось ожидать только нападения комаров. Комариный концерт начался без промедления. Одинокий писк скоро перешел в звон, гул, многоголосую симфонию, раздававшуюся отовсюду: из кустов, с вершин деревьев, от воды.
Я вздумал опереться спиной о ствол дерева, но скоро почувствовал укусы еще более жгучие, чем уколы комаров. Оказалось, дерево кишит муравьями, укрывшимися здесь от наводнения; они ни с кем не желали делить свое убежище. Я отшатнулся от ствола, но было поздно: муравьи облепили меня, забрались под рубашку и кусали немилосердно куда попало.
