Фотография старшего сына стоит на тумбочке на самом видном месте комнаты рядом с бронзовой курильницей, в которой по праздникам и в дни поминовения зажигают благовонные палочки. Обычно это священный для вьетнамца алтарь предков, где, словно божеству, поклоняются памяти нескольких поколений пращуров. Но алтари предков обитателей этого жилища остались в их родных деревнях. Здесь же наоборот, алтарь сына. Его давно нет в живых: погиб на второй войне, против американцев. Где-то в топях дельты Меконга на юге Вьетнама. Об этом узнали уже после войны.
Больше сыновей у бак Виня не было. У Нгок Лан две старших сестры. Одна из них замужем и живет в другом городе, другая с мужем и двумя малышами — в этом же доме, в соседьней комнате. По вьетнамским меркам семья Биня — небольшая. Обычно детей гораздо больше, особенно в деревне. Но молодые горожане в последние годы все чаще довольствуются двумя-тремя.
Журналисту во Вьетнаме, наверное, чаще, чем где-либо, приходится быть в несвойственной ему роли: больше отвечать на вопросы, чем задавать их. И с кем бы ни завязался разговор, не избежать ответов на почти стереотипную анкету. Только в отличие от анкеты для отдела кадров она начинается в первую очередь не с имени, фамилии и года рождения, а с вопросов о семейном положении: женат — не женат, сколько детей — отдельно мальчиков и девочек, сведений о родителях — живы или уже нет, о братьях и сестрах. Приняв такие правила, и я стал начинать свои вьетнамские знакомства с расспросов по немудреной анкете. В этом — проявление вежливости, если хотите — хорошего тона. Отсюда и столь подробные сведения о соседской семье.
Произошло это знакомство необычным образом. Мы могли бы прожить рядом еще годы, оставаясь незнакомыми людьми: лет десять-пятнадцать назад во Вьетнаме еще не поощрялись контакты с иностранцами, если они не диктовались служебной необходимостью. В этом и традиционная ксенофобия, которая была присуща многим народам Дальнего Востока, и привычка к закрытости, воспитанная десятилетиями военного положения, и политические мотивы — такие же, как в свое время у нас.
Калитка нашего двора днем редко запиралась, и детишки из соседнего дома проскальзывали в нее, чтобы набрать в карманы и соломенные шляпы — «нон» побольше плодов «драконьего глаза». Развесистое дерево с таким экзотическим названием закрывало от солнца большое окно моей гостиной. И вот однажды окно и стало жертвой этого собирательства: большая палка, запущенная по ветвям со спелыми плодами, угодила в стекло. Метнула палку Нгок Лан, самая старшая из ватаги. Ее поймала за руку наша уборщица-вьетнамка.
