Вот уже месяц как я здесь. Я получил заказанные иглы, а также синие, красные и фиолетовые чернила. В хижине вождя отыскались три золингеновские бритвы, ими ни разу не брились, ведь у индейцев бороды не растут. Татуируя Зато, вождя, я изобразил у него на предплечье индейца с разноцветными перьями в волосах. Он был в восторге и знаками дал мне понять, что не позволит татуировать никого другого, прежде чем я не изображу на его груди целую картину. Он хотел, чтобы там красовалась голова тигра с длинными клыками, в точности как у меня. Я рассмеялся. Я не был для этого достаточно хорошим художником.
Индейцы этого племени назывались гуахира. Селились они на побережье и далее в глубину полуострова до подножия гор. В горах же обитали другие племена — матилоны. Гуахира общались с цивилизованным миром через торговлю. Жившие на побережье сдавали белому индейцу жемчуг и черепах. Черепахи поставлялись живыми, вес их порой достигал ста пятидесяти килограммов. Опрокинутые на спину, они уже не могли перевернуться. Я видел, как их волокли по песку еще живыми, хотя они пролежали на спине три недели без питья и еды. Что же касается длинных зеленых ящериц, то это был настоящий деликатес. Белое нежное мясо прекрасно на вкус, а яйца, испеченные прямо на солнце в раскаленном песке, — настоящее лакомство. Только на вид немного противные.
Всякий раз, вернувшись после ловли, Лали отдавала мне свою долю. Я складывал жемчужины в деревянную миску, не сортируя, все вместе: большие, средние и маленькие. А в пустой спичечный коробок я отложил только пару розовых красавиц, три черных и одну совершенно изумительного металлически-серого оттенка. Отложил я также и очень крупную, неровную, в форме боба жемчужину, размером с красную фасолину, какие растут у нас дома. Благодаря жемчугу и черепахам племя ни в чем не нуждалось. Правда, иногда им недоставало самых простых вещей. Так, например, я ни у одного индейца не видел зеркала. Я отыскал пластину какого-то светлого никелированного металла, видимо, выброшенную на берег после кораблекрушения, и пользовался ею вместо зеркала для бритья.
Отношения с моими новыми друзьями строились довольно просто: я не делал ничего такого, что могло бы поставить под сомнение мудрость или власть вождя и еще одного очень старого индейца, жившего отдельно от остальных в четырех километрах от деревни в окружении змей, двух ослов и дюжины овец. Он считался здесь колдуном. Еще он занимался разведением кур. Заметив, что в двух поселениях ни у кого не было ни кур, ни коз, ни овец, я понял, что разведение домашних животных — привилегия колдуна. Каждое утро одна из женщин по очереди отправлялась к нему с плетеной корзиной на голове, наполненной рыбой и другими дарами моря. Носили ему также и маисовые лепешки, испеченные на камнях. Иногда, но далеко не всегда, женщины возвращались с яйцами или кислым молоком. Как-то раз колдун решил пригласить меня к себе и в знак этого прислал мне три яйца и хорошо отполированный деревянный нож. Лали прошла со мной часть пути, а потом укрылась в тени огромного кактуса. Протянула мне нож и жестом показала дорогу.
