Переманивая зрителей в свой кинематограф, Браман действовал тоже по законам свободного рынка. Он обратил внимание городской пожарной охраны, что машинное отделение и кинобудка в «Модерне» построены на живую нитку, из дощечек, как дачный домик. Полиция вынуждена была закрыть «Модерн». Мой отец говорил по этому поводу, что капиталистические пауки начинают пожирать друг друга. Но выгадывали от их конкуренции люди.
Однако Тейтельбаум каким-то образом сумел договориться с пожарными и вскоре вновь открыл «Модерн», не переделывая ни машинного отделения, ни кинобудки.
Да к этому времени зрителей уже хватало на оба кинематографа... Первая мировая война задала городу новый темп жизни, и тихий уездный городок встрепенулся и заспешил. Он наполнился говором беженцев из прибалтийских губерний, оккупированных немецкими войсками, офицерскими и солдатскими шинелями, лазаретами, под которые были отданы лучшие здания города: реальное училище, женская гимназия, духовное училище, железнодорожное техническое... Военные грузовики на сплошных резиновых шинах грохотали цепными передачами на тихих улицах и оглушительно стреляли двигателями, наполняя округу синим чадом. Город был опутан проводами полевых телефонов.
От железнодорожной станции, куда прибывали с фронта санитарные поезда, через весь город, до лазаретов, была проложена «декавилька», узкоколейная конная железная дорога. Небольшие вагончики декавильки — в каждый вагончик запрягалось по две лошади, которые бежали с боков вагона, — день и ночь, скрежеща колесами на поворотах, развозили раненых по лазаретам.
Когда в 1917 году рухнул привычный мир, «Рекорд» и «Модерн», как и все частные предприятия в городе, были национализированы. Во время нэпа Тейтельбаум и Браман, поверив в экономическую весну, взяли бывшие свои кинематографы в аренду у государства, но нэп вскорости был придушен. Создатели же первого кинематографа в глухой провинции прошли свой страшный крестный путь, и могилы их искать надо где-нибудь на Соловках или Колыме.
От прошлого, как и от города, разрушенного во время последней войны, не осталось ничего. «Рекорд» и «Модерн» (он же и «Коммуна») сгорели, и место, где они стояли, даже найти теперь трудно.
Андрей Лопырев
