В сорок девятом Афанасьевы перебрались в Бразилию...
Никита познакомился с Татьяной на дне рождения приятеля; пошел провожать ее и напросился к ней в дом. Вскоре они поженились. «У нас ничего общего не было с китайской эмиграцией, — говорил Никита. — Европейская эмиграция состояла больше из людей из СССР, а китайская была другая, не прошедшая через лагеря. Они не любили ни Советскую власть, ни тех, которые бежали от нее».
— Как это вы свою дочь выдаете за этих оборванцев,— говорили харбинцы.
— Как это вы сына отдаете за этих бесстыжих,— говорили бывшие лагерники из Европы.
Бесстыжими называли харбинских женщин за то, что те ходили в коротких юбках и красили губы.
«Оборванец» же был из хорошей старинной фамилии. Предок Никиты воевал с Наполеоном, участвовал в Бородинской битве. Но об этом ни чужие, ни свои лагерники не знали.
Идея уехать в Америку принадлежала Никите. К этому времени у них с Татьяной были дочь Наталья и сын Владимир. Младшая родилась уже в Сан-Франциско. Кстати, я видел ее, однажды мельком в моем присутствии произошел короткий разговор с родителями. Если я верно понял, она — а ей могло быть лет семнадцать — на ночь глядя собиралась сесть за руль и отправиться на свидание чуть ли не в Лос-Анджелес...
В Сан-Франциско отец Татьяны устроился в строительную контору, чертил фундаменты домов и одно время даже стал чемпионом Фриско по теннису. Потом вышел на пенсию, купил дом в Сакраменто — дома здесь много дешевле, чем в Сан-Франциско. В 1983 году, в мае, отпраздновал пятидесятилетие супружеской жизни с матерью Татьяны, Антониной Николаевной, а 13 июня скончался. В этот день у Никиты и Татьяны родилась внучка — дочь сына. Владимир Владимирович не дожил двух часов, чтобы стать прадедом...
И еще помню, как уже за полночь Никита вез меня обратно в город на мое пристанище у причала и я испытывал некоторую неловкость, понимая, что путь ему обратный предстоит немалый. И вдруг меня будто током прошибло — мы столько времени провели вместе, а мне в голову не пришло поинтересоваться, чем же Никита занимается, словно достаточно было его интеллигентности и благородства, чтобы содержать дом и семью.
— Никита, а кто вы по профессии? — с опозданием на целый день спросил я.
— Электронщик,— кратко сказал он.
Назавтра мы поехали в Сакраменто. Там у Льва, брата Татьяны, собирались все родственники, чтобы проводить его невестку в госпиталь, ей предстояло родить сына — в Америке это определяется задолго до родов... И надо же было, чтобы так мне повезло. Еще недавно, читая рукопись троюродного дяди Татьяны, москвича Виктора Константиновича Рыкова, я никак не мог разобраться в бесконечных родовых узах этой древней семьи. А тут случай предоставляет мне возможность быть свидетелем того, как серьезно и торжественно готовились они к таинству продолжения рода Рыковых.
