Провинциал и Провинциалка | страница 85



– Я обещал, и я помогу, сколько сумею, – сказал я, – но ты уверен, что она захочет вернуться?

– Конечно, – сказал он, – конечно!

Я встал, что было делать – спать? Но уже не спалось. С кухни я прошагал в прихожую и как-то полуавтоматически стал надевать плащ. Сначала я действительно хотел пройтись по улице и подышать ночным воздухом. Я даже сказал:

– Пойдем прогуляемся. Все равно не спится.

– Нет. Я уже засыпаю, – сказал Гребенников.

Я надел плащ прямо на майку и перед уходом заглянул в комнату: жена и дочка спали. Я вышел на лестничную клетку, стал неторопливо спускаться – и где-то тут пришла мысль.


Тиховаров тоже ведь был на этом съезде в Киеве и мог что-то знать, нужно позвонить, спросить – в этом и состояла моя нехитрая мысль. Правда, как спросить? Мне не хотелось, чтобы о Вале и Гребенникове опять начали носиться слухи. Тем более Тиховаров относился к Вале с некоторым презрением. И я заколебался. А ночь была теплая, без прохожих, и телефонная будка стояла с распахнутой дверцей – пустая.

Я положился на самотечность разговора, на то самое «как получится», и, войдя в будку, набрал номер.

– Тиховаров, привет!

– А-а… привет, – он узнал меня по голосу.

– Ты спал?

– Да. А в чем дело?.. Только я совершенно сонный.

Я помялся. Вопрос для ночного времени был, понятно, дикий, но я спросил:

– Слушай… Ты ж в Киеве был. Как там?.. На этом… симпозиуме?

– Ты издеваешься?

– Бог с тобой! Мне действительно интересно.

Тиховарова обмануть нетрудно – надо только твердо стоять на своем.

– Ну, что же тебе рассказать?.. Выступал, например, мой шеф, выступал Бобокин – оба по сорок минут…

Тиховаров, время от времени зевая, начал перечислять доклады.

– Подожди-ка, – сказал я. – Ну а кто блеснул?.. Ну, понимаешь, о чем я: какое-нибудь эффектное сообщение. Словом, сенсация, шумиха и все такое…

– Откуда ты знаешь?

– Знаю.

– Ну а знаешь – зачем спрашиваешь? Разумеется, Корнеев. Вообще-то он поэт. Иван Павлович Корнеев, не слышал?

– Поэт?

– Ему лет сорок, и кроме того, что он поэт, он занимается еще и русским языком – лингвистикой…

– Прости. Но все-таки что он у вас на симпозиуме делал?

– Ну как же: лингвистика, связь с вычислительными машинами – это сейчас модно до психоза.

– Я чувствую, вы там не переутомлялись… Ну а сам Корнеев, какой он? Тихий?.. Или нет? Наверное, пьянчужка и весельчак? Бабник, ага?

– Не уверен я, что он пьянчужка, ты уж меня извини за неосведомленность, – с этакой укоризной (за мои дурные мысли о хороших людях) сказал Тиховаров.