— Мне очень жаль, — сказал он решительным тоном, — но из‑за мертвых не должны страдать больные. Меня ждут далеко отсюда, и я уезжаю.
— Если господин доктор останется еще на полчаса, — сказал Пьеро, — я дам ему экю.
— Нет, малыш, это невозможно, и мне не нужны твои деньги.
— Вот он, мой экю, — сказал Пьеро, словно не расслышав, и сунул монету в руку доктора.
Это было все состояние бедняги — он вынул из‑под тюфяка все свои сбережения, и, разумеется, доктор взял их.
— Ну так и быть, еще полчаса, — сказал он, — но уж после этого я непременно уеду. Ты ведь и сам видишь, что все бесполезно.
Прошло полчаса. Марго, по — прежнему неподвижная, окоченевшая, не подавала ни малейших признаков жизни. Доктор пощупал у нее пульс, потом, решив положить конец, взял палку, шляпу и направился к лошади. Пьеро, не имея больше денег и видя, что просьбы не помогут, вышел вслед за доктором из своего домишки и встал перед его лошадью с тем же невоэмути — мым видом, какой был у него в Онвиле, когда он загородил дорогу Гастону.
— Что это значит? — спросил доктор. — Уж не хочешь ли ты заставить меня ночевать здесь?
— Никак нет, сударь, — ответил Пьеро, — но вам придется остаться еще на полчаса, а за это время ваша лошадка успеет отдохнуть.
Пьеро держал в руке жердь и смотрел на доктора таким странным взглядом, что тот в третий раз вернулся в лачугу. Но теперь он уже не стеснялся.
— Черт бы побрал этого упрямца! — вскричал он. — Из‑за его шести франков я потеряю целый луидор!
— Что ж делать, сударь, — возразил Пьеро, — ведь говорят, что приходят в себя и через шесть часов.
— Ничуть не бывало! Откуда ты это взял? Не хватает только, чтобы я провел в твоей конуре шесть часов!
— И вы проведете их здесь, — ответил Пьеро, — или оставите мне ваш ящик, пузырь, трубку и все прочее. Ежели вы поработаете при мне еще часа два, может быть я, с вашего позволения, и сам научусь обращаться с ними.
Как ни выходил из себя доктор, все было напрасно — волей- неволей ему пришлось уступить и остаться еще на два часа. Лишь после этого Пьеро, который и сам начал терять надежду, отпустил своего пленника. Теперь он остался один у изголовья постели, неподвижный, убитый горем. Весь остаток дня он просидел, не шезелясь, не отрывая глаз от Марго. Когда стемнело, он встал и подумал, что, пожалуй, пора сходить к старику Пьеделе и сообщить ему о смерти его дочери. Он вышел из лачуги и стал закрывать дверь, но в это мгновение ему почудилось, что чей‑то слабый голос окликнул его. Он весь задрожал и бросился назад к постели, но Марго не шевелилась, и он решил, что ошибся. Однако этого мига надежды было довольно, чтобы не дать ему уйти. «Успею и завтра», — подумал он и опять сел у изголовья.
