— Дороги, конечно, были, — опережая наш очередной вопрос, продолжал Середа. — Но какие дороги? Разбитые большаки. Один местный шофер подсчитал: «На этих дорогах так быстро изнашивается резина, мотор и ходовая часть, что машина выходит из строя раза в три быстрее».
Проскочив плашкоутный мост через Оку, мы поехали по кольцу к Солотче, обгоняя вереницу машин.
Солидно пофыркивали самодовольные краснорожие автобусы; взвизгивали тормозами «победы» и «волги», нагруженные таким количеством чад, домочадцев, удочек и раскладушек, что приходилось только удивляться прочности отечественных автоконструкций; трещали мотоциклы — движущиеся обители семейного счастья: восседавшие на них парочки все без исключения казались счастливыми молодоженами, так крепко прижимала их друг к другу инерция скорости.
День был субботний, и рязанские машиностроители, химики, студенты ехали в душистые сосновые боры Мещеры, к таинственным рыбным заводям Пры, на широкие песчаные плесы Оки.
А навстречу пролетали работяги-грузовики, игриво позвякивающие белотелыми бидонами или деловито тянувшие прицепы с золотистым мачтовым кругляком.
Перед Солотчей дорога нырнула под шатер вековых сосен, которые почтительно склонили перед ней свои макушки. Узкоколейка, которая почти от самой Рязани узкой стежкой змеилась где-то справа, вплотную подползла к шоссе и, наверное, притиснулась бы еще ближе, если б не проселок, который лег между ними.
Три дороги бежали к Солотче рядом: две прошлого и одна настоящего и будущего.
Проселок, который, наверное, помнит еще копыта лихих троек, иссякает в Солотче. Ему оказалось не под силу пробиться через бездонные топи мещерских болот. Узкоколейка, цепляясь за насыпь щербатыми шпалами, доползла все же до Тумы. Еще два года назад из Рязани в Туму можно было добраться только по ней. Мы не оговорились — не доехать, а добраться. Дедовская кукушка с керосиновым фонарем впереди, устало вздыхая, тянула крохотные, прокуренные вагончики и несколько грузовых платформ. Пассажиры устраивались и в вагонах и на платформах — кому где сподручней. Ехали не торопясь.
Останавливались часто и на каждой станции стояли минут по двадцать-тридцать, а напрасно. Большинство пассажиров сходило, где им было удобно, — столкнул вещи и сам соскочил — скорость позволяла...
За Солотчей началась мещерская сторона. Мы напряженно вглядывались в стену расступившейся тайги. Даже лучеобильное солнце не могло согнать с нее хмурь, а сияющая асфальтом дорога, разбросав своими крутыми обочинами выкорчеванные разлапистые пни — остатки битвы с тайгой, — уверенно стремилась вперед.
