Сидели на скамейке в парке у обелиска; Скробов рассказывал о пилоте Алеше Юдаеве и механике Алеше Захарове, двадцатилетних ребятах, вылетевших в Наканно и заблудившихся в облаках. На их стареньком «По-2» не было ни рации, ни радиокомпаса, ни авиагоризонта; доверившись чутью, они старательно маневрировали в слое облаков и, наконец пробив его, вышли на реку и полетели к ее верховьям в надежде встретить жилье. Они ошиблись, приняв зимнюю Илимпею с ее безлюдными берегами за Нижнюю Тунгуску. Кончился бензин. У ребят был с собой бортпаек: буханка хлеба и три банки консервов. И еще ракетный пистолет. Две недели выбирались из тайги. Их нашли весной: механик и пилот лежали обнявшись — видно, согревали друг друга в своей последней ночевке на снегу.
Они оставили записку: «С воздуха зимняя Илимпея сильно напоминает Тунгуску: необходимо тщательное уточнение ориентиров».
«Их промах понятен, — сказал тогда Скробов. — Они были первыми. Но если бы сейчас кто-нибудь повторил их ошибку, я бы считал это оскорблением памяти о них. Знание Севера оплачено слишком дорогой ценой...»
И вот Касьяненко стоит у своего вертолета на берегу реки, которая, как уверяет карта, называется Чиркуо. Он с укором смотрит на заведующего красным чумом — Леонид опустил голову, нервно сжимает кулаки.
Неподалеку, за ольховником, журчит на каменистых отмелях река; оттуда несет холодом, сыростью. В противоположной стороне, на склоне пологой сопочки, — сосняк. Вершина сопки освещена солнцем, она — единственное яркое, радостное пятно в сгущающихся сумеречных тонах.
— Да ты уверен, что старик здесь? — спрашивает Касьяненко.
— Непонятно сверху-то, — глухо отвечает Монахов. — Ошибся, вот и сели...
— То-то я смотрю — снижаемся, а оленей не видать, — вставляет механик. — Ведь говорили, что при старике олени. Они хорошо приметны — точно шахматная доска, черные и белые.
— Товарищ Касьяненко! — голос у Леонида дрожит. — Разрешите, я сбегаю на берег, погляжу...
— Ладно, парень.
Касьяненко бросает на землю планшет, и трое друзей присаживаются на корточки. У командира нет никаких сомнений, что перед ними Чиркуо. У иных рек нет таких характерных излучин в виде цифры «два», которую они видели перед тем, как пойти на снижение. Касьяненко рисует на целлулоиде планшета окружность. Где-то в этом районе находится больной. «На одном из притоков Чиркуо близ устья». У этих притоков нет названий, бесполезно руководствоваться картой. На проводника надежды, кажется, нет: вконец растерялся. Остается одно — осмотреть устья всех притоков. Их в этой окружности восемь. Стало быть, потребуется от десяти до восьмидесяти минут. Можно успеть.
