Все, кроме чужака. Ему нечего было рассказывать. Время от времени он трогал синим чешуйчатым пальцем каменную лампу или опять принимался за свой бесполезный ящик, но по большей части просто сидел в углу, раскачиваясь вперед-назад, как Бабушка.
Потом мы начали петь, чтобы унять тупую боль в животах. Больше делать ничего не оставалось. Отец уже не понимал, что его напарник, певший вторым голосом, мертв, убит медведем, и поэтому он сначала пел свою часть, а потом его, голосом мертвого. Я выглянула наружу, чтобы удостовериться, что из желания присоединиться к нам этот охотник не сбросил свою груду замерзших камней. Но в ночи только свистел ветер.
Чужак слушал, а когда Отец закончил петь, тоже принялся издавать какие-то звуки. Может быть, у него такие песни, хотя больше всего это напоминало скрип льда, готового вот-вот дать трещину.
Бабушка, в свою очередь, спела печальную песню.
Иногда она вспоминала, как она стара, и начинала грустить.
Ай-яа-а-а, ай-яа-а-а, женщина когда-то была молода.
Ай-яа-а-а, ай-яа-а-а, у женщины когда-то была красота.
Великие охотники дрались из-за нее когда-то,
И радостно когда-то было с ней мужчинам.
Ай-яа-а-а, ай-яа-а-а, женщина когда-то могла путешествовать.
Ай-яа-а-а, ай-яа-а-а, женщина когда-то была молода, ай-яа.
От холода и голода Отцу стало хуже. Он сражался с чем-то, что видел только он. Я не знаю, как он смог подняться и, шатаясь, пройти по дому, но он сшиб мамину и бабушкину лампы. Мама закричала, сбила расползающееся пламя руками, потом уложила Отца обратно. Мы продолжали сидеть в темноте.
Разжигать огонь — задача долгая и трудная. Мама вздохнула и принялась за дело, но в этот момент вспыхнул огонь в том углу, где сидел чужак. Он подождал, пока Мама наполнит лампу и приладит фитиль, потом прикоснулся своим огнем ко мху. Мох тут же вспыхнул.
Я захотела, чтобы он сделал это снова, и попросила его. Чужак, видимо, понял, потому что несколько раз зажег огонь из ничего, потом, устав, наверно, от этой детской забавы, убрал его в свою сумку. Все-таки он на что-то годился: он не мог охотиться, петь или говорить, но мог зажигать огонь.
Когда сила метели достигла самого пика, пришло мамино время. Я понимала, что должен родиться ребенок, но мы не знали, когда. Отец помочь ничем не мог, чужак ничего не знал, поэтому помогать выпало мне и Бабушке. Я, конечно, уже видела роды. Только годом раньше, зимой родился мой маленький брат. Он прожил десять дней. На этот раз Мама родила легко, Бабушка вспомнила, что еще нужно делать, и вскоре родившаяся девочка уже пыталась сосать грудь.
