Несмотря на столь суровые, на наш взгляд, требования, я не видел у обитателей монастыря ни одного неприветливого, хмурого лица. Напротив — весь облик монахов, их глаза и речь свидетельствовали о достоинстве и душевной уравновешенности людей, познавших истину и готовых поделиться ею с ближним.
Иеромонах Виталий высок и статен, редкие седые нити прошивают окладистую черную бороду. Ему, пожалуй, подошла бы роль русского богатыря. С некоторых пор о.Виталий «водит экскурсии», поскольку хорошо знает историю. Еще известен он тем, что занимается подводной охотой на серьезную рыбу и владеет фотоаппаратом «Зенит», с помощью которого ведет фотолетопись монастыря.
Балкон, примыкающий к келье о.Виталия, выходит на море. Деревянный диван, покрытый матрасиком, плетеное кресло и венский стул. Вдоль перил натянута проволока с бельевыми прищепками.
Мы сидим на диване и перелистываем пухлые альбомы. О.Виталий рассказывает:
— Я здесь уже семнадцать лет, милостью Божьей, а как будто вчера приехал. Дни так и летят: служба, послушание, молитва, работа... Не успеешь оглянуться, как уже вечер — надо в трапезную, потом отдыхать и опять на службу.
— Что такое послушание? Любое дело, на которое благословляет владыка: что-нибудь по строительству, например, или возить дрова, ухаживать за больным и так далее. Вот видите, братия за работой, обновляют купол, красят. А это отец Иннокентий, он по слесарному делу мастер. Послушник Вадим подвозит известку. Вот нашу машину, подаренную патриархом Алексием, загружают материалом. Тут я снял грузинских батюшек, приезжали к нам прошлым летом. В Иверском монастыре недавно еще были и греки, и грузины, потом грузинские монахи состарились и перемерли, и монастырь отошел к греческой церкви... Это закат. Цветы весной. Опять цветы. Я природу люблю снимать, пейзажи. А вот маковки Пантелеимоновского собора в снегу, как в России. А тут престольный праздник, устроили для братии праздничное утешение с вином афонским. Послышался густой звук большого колокола.
— Ко всенощному бдению, — пояснил о.Виталий. — Но у нас есть время, до двух часов еще сорок минут.
Взглянув на часы, я обнаружил на них всего восемь. Мой собеседник упредил недоуменный вопрос непосвященного:
— Мы здесь живем по византийскому времени. Оно древнее и способствует настоящему режиму. Как только солнце закатится, и живая тварь, за исключением некоторых хищников, укладывается спать, у нас считается полночь. Мы ложимся отдыхать, а через пять-шесть часов, в зависимости от того, какой устав в монастыре, встаем, начинается утреня. Фиксированного различия с европейским временем нет. Летом, когда солнце поздно заходит, разрыв составляет два с половиной — три часа, а зимой бывает семь часов разница. И снова мы листаем альбом. О.Виталий поясняет:
