«На курсе!» — кричит Полковник, и мы с Тимой присматриваемся к парусам, на ходу пытаемся их настроить. Паруса натянуты туго, мы летим в белой мути ветра и еле различаем заструги впереди. Едва успеваем их увидеть, как в следующий момент уже подпрыгиваем вместе со снегокатом и летим, точно с трамплина. Целый год мы мечтали об этом! А теперь — шутки в сторону, сосредоточились на движении.
Так мы едем целый день, с короткими остановками на перекусы. Снегокат идет мощно, широкие резиновые колеса смягчают удары о выступы фирна, и меня все больше беспокоит состояние нашей мачты, которая на застругах воспринимает дикие динамические нагрузки. К вечеру пурга стихает, и последние километры этого перехода мы движемся со слабеющими порывами ветра. Тима расшифровывает показания одометра и сообщает, что мы прошли 78 километров. Столько мы еще никогда за день не проходили.
С середины марта что-то изменилось в самой природе. Грянули морозы, а вместе с ними налетели ураганные шквалы ветра. Они три дня гнули нашу мачту и упорно загоняли нас в Газовскую губу. Мы понимали, что скоро попадем в западню, но ничего не могли сделать. Мы и так «выгребали» под очень острым углом на встречный ветер, а при температуре минус 38 градусов не так-то просто идти в бейдевинд! Как ни странно, мы почти не поморозились. Но на следующий день, когда уже виднелись торосы, окружающие мыс Трехбугорный, ветер отклонился к востоку, и мы в самый последний момент проскочили в Обскую губу.
Шесть недель стрелка компаса показывала на «норд». Февральская погода не прибавила скорости снегокату, однако в марте, когда на губе образовался фирн, мы шли с любым, мало-мальски заметным ветром. Работая в такие слабоветренные дни по 14 часов, нам удавалось проходить по 60 километров. Причем, если ветер усиливался к ночи, мы не останавливались и шли в темноте, при свете звезд и северного сияния...
Однажды, когда мы хорошо прошли днем, а ветер, мощный и ровный, все не стихал, мы продолжали движение, выбирая дорогу среди редких торосов. Стрелку компаса никто не мог разглядеть в темноте, и надо было держать звезду под верхней краспицей мачты, это означало, что мы идем на «норд». Стоял полный грот и большой спинакер, луна хорошо освещала дорогу. Черные контуры торосов медленно выплывали навстречу и были видны метров за 50-70. Мы шли со скоростью километров 15 в час и при этом переговаривались, воодушевленные хорошим днем. Вдруг, на всем ходу, снегокат обо что-то ударился, словно натолкнулся на стену. Препятствием оказался незамеченный нами белый торос, в который врезалось переднее колесо. Я очень удивился, увидев, что мачта устояла и на таком ветру все еще не сломалась под весом громадных парусов. Рулевую колонку при ударе вывернуло из паза, ее ручка ударила Тиму в бок. В результате Тима очутился под снегокатом. Когда я обежал вокруг снегоката и отдал фал спинакера, Тима, полуживой от боли, выбрался из-под рамы, держась за бок.
