Он, как и все последние несколько недель, старался сохранить хладнокровие. Но, черт возьми! Кто знает, сколько требуется от него выдержки, чтобы устоять перед искушением схватить ее в охапку, затолкнуть в машину и отвезти к ближайшему судье, и там заставить ее выйти за него.
Оказывается, невыносимо трудно любить человека так сильно и ждать, пока он согласится стать твоим. Но Рэнд намерен в ближайшем будущем сделать ее своей и даже мысли не допускал, что Лени ускользнет от него.
— Что случилось, Лени? Я могу тебе помочь? — спросил он тихо.
— Что? — испугалась она, вскочив при звуке его голоса.
— У тебя такой вид, будто несешь на плечах все горести мира.
— Ничего подобного, — она попыталась засмеяться. — Но мне надо с тобой кое о чем поговорить.
— Я слушаю.
Она заставила себя поднять глаза и взглянуть на него. «Отступать нельзя, — думала она. Надо довести дело до конца». Только чтобы убедить его и в очередной раз напомнить себе, что делает это ради него, а также их с Джои блага, она облизнула губы и начала:
— Рэнд, я много думала и решила, что будет лучше для всех нас, если мы не будем больше встречаться.
Рэнд покачнулся, как от удара под дых. Он боялся этих слов с первой их встречи, и вот теперь они прозвучали.
— Лучше — для кого? — спросил он нарочито спокойно.
Бог мой! Это по ее вине появилось такое отчаяние в его глазах. Ее захлестнула острая боль, и она, боясь выдать себя, опустила глаза.
— Для тебя, — пробормотала она. — Меня… всех нас.
Он с силой ударил кулаком по столу.
— Черт возьми, Лени! Я не позволю тебе делать этого! Мы же любим друг друга!
«Ах, эти его нежные руки, — думала она с отчаянием. — Это она заставила их сжаться в кулаки». Она отпила глоток чая, стараясь перевести дух.
— Мне жаль, Рэнд! Мне действительно жаль, но у нас нет другого выхода. Ты должен принять все как есть.
— Я не хочу ничего принимать. Мне нужна только ты! Последние недели я думаю только о тебе. Я вижу тебя в операционной, я вижу тебя в кабинете, я вижу тебя в постели.
— Ты многого не понимаешь, Рэнд. Есть вещи, о которых я не могу тебе говорить.
«Только бы не выдать себя, — думала она в отчаянии. — Когда он уйдет, я смогу дать волю чувствам. Я смогу плакать и, наверное, не остановлюсь уже никогда».
— Рэнд! — продолжала она вслух. — Я видела, как моя мама пыталась жить ради человека, которого любила, и что ей это дало. Я всего насмотрелась и теперь не смогу отдать тебе всю себя.
— Но ты — не твоя мама, — возразил он, не подозревая, что в точности повторял слова, некогда сказанные Розой.
