Архангельские новеллы | страница 2
Скоморошество достигало апогея к новому году. В пинежских деревнях улицы загораживались громадными соломенными куклами, по-настоящему одетыми. Куклы эти представляли собою шаржи на местное начальство, кулака, духовенство.
Близ деревни Карпова Гора (р. Пинега), на святках, незадолго до революции, в доме богатой купеческой вдовы гулял становой. В утро нового года сани станового оказались поднятыми на крышу двухэтажного купчихиного дома. На санях в недвусмысленных позах красовались две соломенные фигуры в человеческий рост. «Она» в купчихином наряде, «он» в шипели станового. Недели две саней было «некому снять».
Весной, пародируя хороводы девиц, наряженных в традиционные парчевые конусы на головах и в обязательные шелковые шали, расшалившиеся «женки» водят рядом свой круг. На затылок у них напялены берестяные бураки, по плечам развешаны мужневы брюки.
Степенные старцы, выполняя чин своеобразных «сатурналий», летали по улицам, подвесив к нижней пуговице пиджака редьку.
Я говорю о творчески одаренных северянах. Но «всякий спляшет, да не как скоморох». Таким «скоморохом», поэтом и артистом был например старик Анкудинов, архангелогородец, штурман дальнего плавания, друг моего отца и мой приятель. Пафнутий Осипович что хотел, то и творил с людьми. Захочет, чтобы плакали, — плачем.
По древним крюковым нотам рыдательно выпевал он страшные вопли покаянных opus'ов Ивана Грозного:
По той же нетемперированной нотации, дающей такой простор художнику-исполнителю, с пергаментов XV века пел Пафнутий Осипович эллинистические оды с припевами «Эван, эво»:
Старые манускрипты, разбросанные на Севере, были преимущественно светского содержания. Это — «антологии», «диалоги», «мелисса», «хроники» — литература античная и эпохи Возрождения. Каждый такой литературный жанр исполнялся особой речитативной мелодией. Считалось невежеством читать «хронику» напевом новеллы из пролога.
Глухая бабка умиляется, бывало, на внука, вычитывающего что-то приятелю из древней книги, а книга-то «Семидневец» («Гептамерон» — родной брат «Декамерона).
Весной побежим с Пафнутием Осиповичем в море. Во все стороны развеличилось Белое море — пресветлый наш Гандвик. Засвистит в парусах уносная поветерь, зашумит рассыпаясь крутой взводень, придет «время наряду и час красоте». Запоет наш штурман былину: