— Умён ты, батюшка, и дальновиден. Но сумлеваюсь я в успехе дела твоего. Однако попробуем. Коли не получится у тебя, тогда я за дело возьмусь.
Наутро явился к евреям, ожидавшим своей участи, представитель епископа и поставил посреди сада знамя с крестом православным:
— Всякий, кто изменит своей вере, останется в живых; пусть он сядет под этим знаменем.
Но никто не ответил ему и никто не вышел, ни один человек.
И так он три раза возвещал о предложении своём. Но гробовое молчание было ответом ему.
Тогда он открыл ворота сада, и сейчас же в него ворвались холопы и стали убивать евреев. Кровь лилась рекой, убийцы озверели от крови. Кого протыкали саблями и пиками насквозь, кому сносили голову, кому отрубали конечности и бросали на съедение псам. Некоторым обматывали голову по переносице тетивой лука и спускали лук так, что у них выскакивали глаза, детей рубили, как капусту. Женщинам раздвигали ноги и насаживали их на пики, хохоча над тем, как они корчились и кричали в предсмертных муках.
В живых оставили только несколько раввинов, надеясь получить за них хороший выкуп. Их заковали в кандалы и оставили в саду под стражей.
После того, как были убиты все евреи, холопы подошли к крепости, намереваясь ворваться в неё.
Тогда закричали им со стен люди князя:
— Вы ведь заключили с нами договор, зачем же его нарушаете?
И отвечали на это холопы:
— Так же, как вы поступили с евреями и нарушили заключенный с ними договор, так же и мы поступаем с вами. Мера за меру.
Оставшиеся в крепости польские жолнеры, стоявшие на стене, начали стрелять в холопов. Но мало их было перед многотысячной толпой. Употребив очередную хитрость, сделав за ночь подкоп, холопы ворвались в крепость и сожгли её дотла. Никого из поляков не оставили в живых, а имущество их разграбили.
«Перед тем, как убить князя Четвертинского, холопы изнасиловали на его глазах красавицу-жену и двух его дочерей. А поскольку, князь был человеком очень тучным, он не мог долго стоять на ногах и сидел все время на стуле. И подошел к нему один наглец, мельник из его бывших крепостных, и, сняв перед князем шапку, сказал ему, смеясь и издеваясь:
— Что пан прикажет?
После этого он напомнил князю, как тот мучил своих крепостных, как он угнетал их тяжкими работами. Потом он сказал:
— Встань со своего стула. Я сяду вместо тебя и буду твоим барином.
Но князь не смог встать с места, тогда его сволокли со стула и с великой жестокостью отпилили ему голову на пороге его же дома».
