Сонина соседка — одинокая, очень пожилая женщина, в прошлом жена высокопоставленного чиновника, жила одна-оденешенька, и ей не было никакого дела до того, что происходит с Соней. У соседки была маленькая пенсия и большая квартира, и еще она держала кошек. Звали соседку Сара Лейбовна. Она ходила по улицам старой Москвы в древнем, замызганном красном кашемировом пальто даже летом, не закрашивала седину и разговаривала вслух сама с собой. Она наотрез отказалась покидать Москву и переезжать к родственникам в Тель-Авив. Даже ценой одиночества. Даже ценой прогрессирующего старческого слабоумия.
Родня пыталась ее образумить. Саре Лейбовне обещали любовь, хороший уход и личную комнату с выходом в садик — в обмен на метры на Тверской. После таких разговоров в квартире Сары Лейбовны появлялась еще одна подобранная на улице кошка. Когда стало ясно, что урезонить ее не получится, ей перестали высылать деньги. Сара Лейбовна жила на пенсию, ходила по знакомым улицам и постепенно забывала о родне. Неудивительно, что она даже не прислушивалась к тому, что происходит за стеной, да и стены в доме к тому же были толстые.
Итак, Соня была полностью предоставлена самой себе, и в этом, собственно говоря, не было ничего странного или ненормального. В конце концов, девочке исполнилось семнадцать, она стала совсем взрослой, и ей можно было доверять. Она не забывала звонить, не сваливала грязную одежду в кучи, не собирала в квартире шумные вечеринки, и вообще — ее просто не было видно, так чего волноваться-то? Она же всегда была такая — молчунья. Невидимка. Летучий Голландец, который всегда кто-то где-то видел, но не утруждался приглядеться. Правда начала приоткрываться только тогда, когда выяснилось, что Соня не сдала несколько важных, ключевых зачетов и, ко всеобщему изумлению, оказалась не допущенной к экзаменам.
Даже сами преподаватели, которые осмелились поставить Соне незачеты, были изумлены не меньше остальных. Соня молчала в ответ на их вопросы и упреки, и они чувствовали себя просто негодяями последними, которые ущемляют обделенного жизнью человека. Сволочи просто!
Проблемы с учебой Соню беспокоили, но не сильно и не до конца. Ее жизнь разделилась на важное и прочее, и к прочему, так уж получилось, была отнесена и учеба. Соня вообще не возражала, если бы ее из Гнесинки исключили. Карьера пианистки ее не прельщала, музыка в ее чистом, считай, научном виде была ей глубоко безразлична, а для клавишника в музыкальной группе ее умений уже было достаточно. Да что там, их хватало, что называется, за глаза. Также к прочему было отнесено и то, чтобы Соня высыпалась, чтобы Соня вовремя ела, чтобы достаточно гуляла на свежем воздухе и прочее, прочее, прочее. Все эти вещи определенно были не более чем прочим. Важным была «Сайонара». Важным был Готье.
