– Вот наша мощь, вот сила орды! – проревел Джубади и, не дожидаясь, пока стол поставят, спрыгнул с него. – Скот севера, русские, римляне, наполнят наши утробы! Мы будем есть их мясо и пить их кровь! А потом их кости высушит солнце!
Хулагар кивнул, но ничего не ответил. «А сколько наших воинов останется в степи навсегда?» – подумал Тамука. План был хорош, он сам помогал составлять его, хоть это и было неслыханным нарушением традиций: носители щита никогда не позволяли себе вмешиваться в воинские дела, но даже Джубади одобрил его толковые советы и знание обычаев скота.
– Если оставить в живых хоть одного их них, они завоюют весь мир, – сказал Тамука тихо. Его слова заставили Джубади повернуться к нему.
Хулагар посмотрел на Тамуку и покачал головой, словно предупреждая. Джубади по-прежнему хотел верить, что, подчинив скот, они снова обретут послушных рабов, готовых выполнять приказания, делать грязную работу и кормить орду своей плотью. А орда сможет спокойно продолжать свой бесконечный путь по кругу, сражаясь с себе подобными ради славы.
– Ты слишком много выпил, щитоносец моего сына, – угрожающе прорычал Джубади. – Мы будем сражаться, как я сказал, и победим. Когда мы подчиним, их, они снова станут покорны. Но убить их всех – это значит нарушить весь привычный уклад жизни. Как я сказал, так и будет.
Тамука низко поклонился, проклиная так не вовремя вырвавшиеся слова. Но он знал, что голос щитоносца внутри него, голос, которому он привык повиноваться, говорит правду.
– Я много выпил, – ответил Тамука, – но голос, который звучит внутри меня, – это голос разума, а не вина.
Джубади холодно смотрел на него.
– Я уйду, – сказал Тамука и, склонив голову, спустился с помоста.
Он вышел из юрты на свежий воздух и глубоко вздохнул.
– Мы отправляемся завтра! – прорычал Джубади, и восторженные крики вождей кланов развеяли повисшее в воздухе напряжение.
Тамука прошел между факелами и поклонился на четыре стороны света. Хотя он удалился с достоинством, для стоявших снаружи было ясно, что он сказал что-то, чего не следовало говорить щитоносцу зан-карта. Давать советы кар-карту имел право лишь его щитоносец – Хулагар. Тамуке низко поклонились в соответствии с его высоким положением, но никто не заговорил с ним. Как хранитель щита он внушал благоговение, но сейчас был явно в немилости.
Во время пиров слова гнева были обычным делом. Десятки воинов орды упокоятся навек еще до рассвета – таков порой был результат обильных возлияний. Конечно, гораздо чаще подобные ссоры заканчивались всего лишь разбитыми головами, но когда речь идет о гневе кар-карта, лучше держаться подальше от впавшего в немилость, по крайней мере до тех пор, пока его судьба не будет решена.Он прошел мимо молчащих соплеменников и направился к холму, с которого наблюдал восход лун. До него доносились смех и громкие голоса спорящих и распевающих песни воинов. Степь до самого горизонта светилась кострами.
