— Нет, — вскрикнула Маша. — Зачем вы?.. Он не сможет вспомнить меня! Когда мы сошлись, ему было за сорок.
— Да не переживай ты, он найдет кого вспомнить, — указала Чуб на застывшее на экране богемно-цирковое окружение художника. — В чем был цимус? Чтоб он знал, что не умер бездетным. Теперь знает. И ты ему ничего не должна. Ты вообще ни при чем.
— Но это практически ложь…
— Так ведь соврала не ты! А для нас это вообще не проблема. Проблем вообще больше нет. У Миши есть папа, у Мира — сын, у Врубеля — знание. Все счастливы, как ты и хотела.
— Па… — звонко сказал Миша, протягивая руки к Мирославу.
— Ой, мы совсем забыли тебе рассказать, — вспомнила Даша. — В отличие от тебя, твой ребенок уже определился.
Чуб вновь запустила видео.
— Я могу увидеть его? — сказал белокурый, заметно сомневаясь в своем желании.
— Если Киев захочет, увидишь.
Юная ведьма шагнула в сторону, камера машинально скакнула за ней, захватив сидящих за соседними столом.
— Останови изображение! — вскричала Акнир. — Мамочки!..
Чуб послушно вжала кнопку и только потом поняла, что слово «мамочки» не было пустым восклицанием — за столом неподалеку от Врубеля сидела мать Акнир Киевица Кылына. Ее было трудно узнать: золотоволосая — она была знойной брюнеткой с прической а-ля паж. Но сама Кылына узнала… Не свою дочь — неизвестное жителям ХІХ века средство, которым Даша вела съемку. Мать Акнир ухмыльнулась, помахала телефону рукой и повернулась к своему соседу по столику.
— Мама, — тихо прошептала Акнир. — Как же я не заметила…
— Ты ж была к ней спиной. А потом, парик. Или, д умаешь, она покрасила волосы? Вот прикольно, — показала Чуб на экран, — так или эдак, ты все равно увидела на Бабы́-Деды́ маму.
— Сегодня воистину Мамки, — Катерина положила руку на бабочку-брошь. — Я тоже встретила маму.
— …и отца, — договорила Акнир.
— Нет, к несчастью, отца я не видела.
— А я — да, — мертвенно сказала юная ведьма, не сводя глаз с изображения.
И лишь сейчас все наконец заме тили, что сидящий рядом с Кылыной юноша дивно похож на Акнир, не унаследовавшей от своей матери ни округлого овала лица, ни пу хлых губ, ни пышных форм — лишь васильковый цвет глаз. И нос, и подборок, и резковатая линия рта, и худоба — достались ей от родителя.
— Мать моя, неужели я все же увидала его… — сказала дочь Киевицы.
— Ты хочешь сказать, что никогда не видела раньше? — поразилась Чуб.
— Никогда, — подтвердила ведьма. — Даже не знала, кто он — ни лица, ни имени… Выходит, мой папа тоже из Прошлого, — Акнир посмотрела на Машу. — У нас с твоим сыном много общего.
