— Позвольте мне сейчас побыть одной, — попросила она, чувствуя, что силы оставляют ее.
Граф с минуту молча глядел на нее, в то время как на его лице беспрестанно сменяли друг друга настроения и страсти. После чего он с достоинством поклонился девушке, отчеканил: «Как вам будет угодно, сударыня!» — и резко вышел, плотно притворив за собою дверь.
Татьяна несколько минут в замешательстве глядела вслед ему, на запертую дверь. После чего вскочила и принялась лихорадочно застегивать шубу. Находиться более одной, без дружеской поддержки, раздираемой сомнениями и страстями, было уже выше всяких ее сил.
Но пуговицы с крючками наотрез отказывались слушаться ее непослушных пальцев, и тогда Татьяна попросту накинула шубку на плечи и бросилась к двери.
В ту же минуту дверь распахнулась, и в комнату вошли Ольга, Владимир и Оленин. Очевидно, они видели выходящего с крыльца Орлова, потому что лица всех троих молодых людей были встревожены.
Татьяна, не говоря ни слова, бросилась в Ольгины объятия, и дала волю нахлынувшим чувствам. Рыдания разрывали ее душу, но странное дело — с каждою минутой ей становилось легче и светлело на душе. А Ольга лишь гладила ее по вздрагивающим от рыданий плечам, и у ней самой тоже стремительно влажнились глаза. Так что пришлось Владимиру рыться в карманах в поисках платочка.
Оленин подошел к ним, крепко обнял обеих девушек и тихо шептал какие-то нежные, ласковые слова. И странное дело: Татьяне почему-то казалось, что они обращены именно к ней.
Уже под вечер воротился Пров. К тому времени молодые люди расположились все вместе в Татьяниной светелке, дабы не подвергать ее более никакой опасности со стороны Орлова. Осиновский кучер передал Владимиру письмецо. Тот быстро пробежал его глазами, и на его устах заиграла мрачная, кривая усмешка.
— Так-так… — озабоченно пробормотал он, вовсе не утруждаясь объяснить хоть что-либо своим друзьям и невесте. — А что, братец, больше Марья Степановна ничего мне не передавала?
Пров виновато развел руками.
— Да вроде нет, барин. Токмо конвертик велено отдать. Правда…
Кучер для чего-то оглянулся, после чего понизил голос:
— Оченно антересовались, где вы да что… того-етого… В общем, так-то.
И Пров вновь развел здоровенные руки, точно намеревался заграбастать ими Оболенского и еще кого-нибудь прихватить в придачу.
— Ну хорошо, ступай, ступай, — отправил кучера Владимир. На лице его уже было написано откровенное разочарование. Впрочем, Оболенский был не из тех людей, что надолго поддаются унынию.
