— Документы само собой. Егора он туда повез.
— Как Егора? — изумилась Настя. — Ты же говорил, что похоронили вы его?
— Раз начал — скажу, — уже решительно сказал Виктор, — только ты сядь, пожалуйста.
И он рассказал о последнем желании Егора и о том, как Иван выполнил его.
— Неужели Ваня сделал это? — послышался страдальческий голос Насти.
— Ведь он же еще ребенок! Сжечь человека, какой ужас! Да еще родного отца!
Замычала корова, громко, на два голоса, загорланили оба петуха, завизжала призывно свинья. Природа требовала свое, и Настя, причитая и охая, вышла в конюшню, а Виктор, подложив дров в печь, погрузился в далекие военные воспоминания.
Глава вторая
Вспомнилась ему разбитая танками дорога в горах Маньчжурии, по которой они, уже дважды победители, возвращались домой. Виктор, вторые сутки сидевший за баранкой видавшего виды «ЗИСа-5», устал страшно, но настроение было отличное. Еще бы — победа! Осталось каких-нибудь три дневных перехода — и граница!
Автомобильная рота, которой командовал Егор Исаев, и где Сердюченко был простым водителем, двигалась, преодолевая теперь лишь дорожные препятствия, все ближе и ближе к месту своего расформирования. В приказе, который накануне получил капитан Исаев под грифом «Секретно», было четко написано: «Совершить марш в такой-то пункт, сдать стоявшей там части технику, а личный состав уволить». Но об этом знал пока только командир роты. И вот очередной десятиминутный привал. Виктор проявил явную беспечность, оставив свое личное оружие в кабине машины, по естественным надобностям забежал в рядом стоящий густой хвойно-лиственный лес. И каково же было его изумление, когда он, как говорят, «лоб в лоб» столкнулся с вооруженным японским солдатом. Какие-то доли секунды они смотрели друг другу в глаза. По заросшему лицу японца Виктор понял, что тот уже давно бродит по Маньчжурской тайге, а по взведенному затвору винтовки сообразил, что она на боевом взводе. Одно неправильное движение — и произойдет непоправимое. Виктор не успел подумать, знает японец русский язык или нет, но машинально и почему-то тихо, сказал:
— Ты что, война-то кончилась, уже пять дней мир, понимаешь, зачем стрелять?
Японец молчал, он не шевелился, только глаза его, как показалось Виктору, подобрели.
— Домой едем, к мамке! — убежденно, уже с надеждой говорил Виктор.
— У меня и оружия нет, — и как бы в подтверждение поднял руки.
Японец, окинув взглядом юношу, вдруг опустил винтовку и почти на чистом русском языке, только писклявым голосом, сказал:
