— Ты промокла, детка, сними пальто.
— Не волнуйтесь, падре, все нормально.
— Нет, не нормально. Ты пачкаешь пол.
Попросив прощения, я попыталась промокнуть лужу бумажным платочком, найденным в кармане, скинула плащ и повесила его на указанный хозяином гвоздь.
Я пересекла патио, по которому гулял сквозняк, и, пока трусила по галерее, украшенной цветочными горшками без цветов, где поверх высохшей земли лежали окурки, думала о том, что густая щетина священника, должно быть, царапается, как наждак. На секунду я даже попыталась представить себе, как буду защищаться, если он попытается до меня дотронуться.
На меня никогда не нападали незнакомцы, однако временами меня охватывало параноидальное предчувствие того, что это может случиться. Абсурдность самой этой мысли разозлила меня: и с чего я решила, что может произойти подобная глупость, бедняга явно только и помышляет о том, чтобы я оставила его в покое, дав возможность насладиться своим супом.
Если не считать кучки недостиранных носков в ванне, санузел было довольно чистым. Все же я не стала садиться на сиденье — ведь с детства нас, женщин, учат проявлять чудеса акробатической ловкости, и в чужом доме мы умеем пописать стоя так, чтобы не коснуться унитаза и не намочить трусы. Задвижки на двери не было, и я придерживала ее рукой на случай, если кто-то (но кто, бога ради?) попытается ее открыть. Поэтому я и говорю, что женская психология порой страдает завихрениями: в нас живет убеждение, что все злые силы мира постоянно подстерегают нас, стараясь прокрасться у нас между ног.
Зеркала в туалете не было — и его очень не хватало, потому что мне придает бодрости возможность посмотреть на свое отражение и убедиться, что все в порядке. На стене висела лишь полочка с единственным предметом на ней: зубной щеткой с желтой и измахрившейся от старости щетиной, которая против моего желания приоткрыла завесу частной жизни угрюмого обитателя этого дома и рассказала правду о его одиночестве.
Вернувшись в комнату, я застала падре сидящим на койке и с каким-то особенным трепетом поедающим суп, он так низко склонял лицо к тарелке, что очки его запотели.
— Так значит, нет никакого ангела? — в последний раз попыталась я вернуться к интересующей меня теме.
— Ангел-ангел! Дался всем этот ангел! Вам случайно не приходит в голову, что это может быть посланник снизу, а?! Что, если тот, чье имя я предпочел бы не упоминать, использует эту уловку, чтобы привести к погибели невежественную толпу? Вы о таком не думали?
