Мы придерживаемся центра, нижней части закруглённого прохода, а значит, девочка не нащупывает путь вдоль стены. Продолжает движение с уверенностью, совершенно не колеблясь, идёт обычным шагом, как будто знает, что впереди нет препятствий, как будто бы всё, что ей требуется для того, чтобы найти путь – наклонная поверхность пола под ногами и приметы, настолько незаметные, что только она может их почувствовать.
Я раньше уже бывал в местах без света, менее доброжелательных, чем это и наполненных опасностями, в которых я вынужден был ползти и продвигаться на ощупь руками. Несмотря на то, что в этой огромной трубе чистый воздух и, кажется, нет смертельных угроз, я нахожу её неизмеримо более беспокоящей, чем любое предыдущее тёмное место из тех, которые я когда-либо знал.
С каждым шагом мои нервы накаляются всё больше, шлифуясь шёлковой темнотой, измученные тишиной, и то, что болтается у меня в животе, ползёт вверх и вниз по позвоночнику.
Остановившись и крепко держа за руку девочку, я спрашиваю:
– Куда мы идём?
Она шепчет:
– Ш-ш-ш-ш. Голоса разносятся по трубе. Если они слушают у выхода, то, возможно, услышат. И ещё я считаю шаги, так что не сбивай меня.
Я бросаю взгляд назад, но безлунная ночь всё ещё дожидается рассвета. Из-за того, что не могу увидеть забитый растительностью выход, я не могу оценить, как далеко мы прошли.
Джоли продолжает идти, и я следую за ней.
С того момента, как мы вошли, пол наклонён вверх. Теперь угол наклона увеличивается. Вскоре я чувствую, что этот туннель загибается влево.
Три волнующие вещи случаются в течение следующих нескольких минут, две из них в этом безупречном мраке, а третья – в слабом, но долгожданном свете.
Сначала моя необыкновенная интуиция, если бы она имела обоняние и зрение, имела бы нос охотничьей собаки и глаза сокола, говорит мне с постоянно возрастающей настойчивостью, что этот туннель – не то, чем он кажется. Я предполагаю, что он, должно быть, сконструирован, чтобы проводить потоки дождя с уступов четырёхрядного шоссе, расположенного высоко вверху или из сети открытых водостоков, для того, чтобы предотвратить эрозию прибрежных холмов. Но это не дренаж, не часть обычной инфраструктуры для общественных целей.
Ведомый девочкой через слепую и непахнущую тишину, я понимаю пару истин об этом туннеле, первая из них – это то, что он ведёт к чему-то другому, отличному от люков и дренажных решёток. Впереди будут обнаружены необычные особенности, и в каком-то далёком месте назначения лежат безграничные возможности для непостижимых целей. Эти ощущения заливаются в меня не как множество изображений, а именно как ощущения. Я не могу чувствовать их более ярко, концентрируясь на них, как не могу и передать эти ощущения в чётких деталях. Со всеми своими направлениями, мой психический дар всегда был более сильным, чем нужно, чтобы им свободно управлять, но более слабым, чем мне бы хотелось.
