Она кидает нож.
Мои сверхъестественные способности включают случающиеся время от времени пророческие сны, но среди них нет, чёрт возьми, мимолётного видения будущего, когда я не сплю, что было бы очень и очень полезно, в такие моменты, как этот.
Я не ожидаю, что она кинет его, у меня нет времени, чтобы уклониться, лезвие проносится со свистом мимо моего лица, достаточно близко, чтобы побрить меня, если бы у меня была борода, и врезается в мебельную стенку за мной, раскалывая рельефную панель на верхней дверце.
Кукловод, видимо, ограничен физическими возможностями, присущими телу, которое он заселяет. Я, возможно, на пятнадцать лет моложе, чем Ардис, сильнее, с более длинными ногами. Присутствие право, я не убью Ардис, она невиновна, жертва, и сейчас, когда она возвращается к ящику с ножами, мне ничего не остаётся, кроме как отрезать её в фигуральном смысле, до того, как её наездник использует её, чтобы разрезать меня буквально.
Я мчусь вдоль коридора, добегаю до фойе, и в это время открывается парадная дверь и высокий крепкий парень останавливается на пороге, удивлённый моим появлением. Должно быть, это муж, Уильям Хармони. Я говорю: «Привет, Билл[42]», надеясь, что он любезно отойдёт с пути, но когда я ещё говорю, его выражение застывает, и он говорит: «Говнолицый», будто оскорбление настолько подходит, что это первая вещь, которую люди думают сказать, завидев меня, или Присутствие вышло из Ардис и вошло в её супруга.
Несмотря на то, что я не знаю Билла так же хорошо, как Ардис, в этого невиновного я стрелять тоже не хочу. Зовите меня ханжой. Если я отступлю к кухне, кукловод выйдет из Билла и ещё раз войдёт в Ардис, и у неё будет разделочный или мясницкий нож, или электрический нож на батарейках, или бензопила, если у них вдруг окажется таковая в кухне. На Билле надета бескозырка, которая ему подходит – его шея толстая как швартовая тумба, его руки на вид большие, как якоря, а грудь широкая, как нос корабля. У меня нет шансов пройти через него, что не оставляет мне другого выбора, чем броситься вверх по ближайшей лестнице на второй этаж.
Меня постоянно – иногда скрытно – забавляют результаты работы моего разума, которые часто могут показаться менее рациональными, чем мне хотелось бы верить. Человеческий мозг, без всяких сомнений, самый сложный объект из известных, существующих во всей Вселенной, содержащий больше нейронов, чем миллиарды звёзд Млечного пути. Мозг и разум – очень разные вещи, и последний – настолько же таинственный, как первый – сложный. Мозг – это машина, а разум – призрак внутри него. Истоки самосознания и того, как разум способен воспринимать, анализировать и представлять – предположительно объясняются множеством школ психологии, однако на самом деле они изучают только поведение посредством сбора и анализа статистики. Объяснение "почему" существования разума и "как" его бездонной вместимости – особенно его склонность к нравственным умозаключениям – будут, в силу их истинной природы, оставаться такими же непостижимыми, как и всё сущее во веки веков.
