Я подумал, что лицом он немного похож на призрачную наездницу, но утверждать бы не стал.
«…смертельная угроза нависла над кем-то еще, и этот кто-то отчаянно нуждается в твоей помощи…».
Я понял, что нашел человека, о котором говорила Аннамария. Но не знал, ни какая ему грозит опасность, ни что я могу для него сделать.
Его левая рука, лежащая ладонью вверх на колене, дернулась, каблук левой туфли дважды ударился о стул, словно доктор стукнул молоточком по коленной чашечке, проверяя рефлексы.
— Ты меня слышишь? — спросил я.
Он не ответил, и я присел на скамеечку перед стулом. Понаблюдав за ним какое-то время, протянул руку к правому запястью мальчика, чтобы послушать пульс.
Хотя он не двигался и дышал спокойно, сердце мчалось: сто десять ударов в минуту. Но равномерных, не чувствовалось, что он чем-то взволнован или встревожен.
Кожа на ощупь была такой холодной, что я зажал его правую руку в своих.
Поначалу он не отреагировал, но неожиданно его пальцы шевельнулись и крепко сжали мои. Легкий вздох сорвался с губ, по телу пробежала дрожь.
Как выяснилось, никаких катаракт и не было. Просто глаза закатились очень уж далеко. Я и представить себе не мог, что такое возможно. Появились радужки, рыжевато-карие и чистые.
Первые мгновения он смотрел словно сквозь меня, на что-то находящееся за пределами комнаты. Потом сфокусировал взгляд на мне, и удивления в его взгляде я не заметил. Он смотрел на меня с таким видом, будто мы давно знали друг друга, а может, так, словно, при всей молодости и неопытности мальчика, в этом мире его ничего удивить не могло.
Пальцы мальчика разжались, он отдернул руку. Его морозно-белая кожа чуть порозовела, будто в отблесках огня, но ближайший камин стоял темным и холодным.
— С тобой все в порядке? — спросил я.
Он несколько раз моргнул и оглядел комнату, словно напоминая себе, где находится.
— Меня зовут Одд Томас. Я живу в гостевом домике.
Он вновь обратил внимание на меня. Смотрел прямо, не отводя глаз, дети так обычно не смотрят.
— Я знаю.
— Как тебя зовут?
Вместо ответа услышал:
— Мне говорили, что я должен оставаться в своих комнатах, пока ты здесь.
— Кто говорил?
— Они все.
— Почему?
Он поднялся со стула, я — со скамеечки. Мальчик подошел к камину. Посмотрел на поленья, лежащие на бронзовой подставке для дров.
Решив, что он может больше ничего не сказать, я повторил вопрос:
— Как тебя зовут?
— Их лица тают, обнажая черепа. И их черепа становятся черными, когда воздух прикасается к ним, и все их кости чернеют. А потом черное уносится, как сажа, и ничего не остается от них.
