После каждого отбитого приступа пороки обрушивали на город тяжелые каменные глыбы. Но башни и стены Рязани выдержали обстрел. Справились рязанцы и с пожарами, вспыхнувшими от заброшенных через стены горшков с горючей смолой. Женщины и ребятишки стояли с ведрами воды на крышах своих домов, как воины в дозоре. Если пламя все же занималось — набегали мужики с топорами, с баграми, по бревнышку растаскивали горящий дом. Головни, шипя, дотлевали в снегу.
Хан Батый посылал на стены новые тумены, сменяя уставших. Так советовал многоопытный полководец Субудай: если нельзя разрушить стены крепости, нужно измотать силы защитников непрерывными штурмами.
Так продолжалось пять дней. Все меньше оставалось русских воинов на стенах, некем было заменять убитых и раненых. Обессилели рязанцы. Звериная настойчивость татар устрашала, казалась непреоборимой. Время сливалось в непрерывную вереницу изнуряющих схваток, и не было часа, чтобы перевести дух, отложить потяжелевшие мечи и топоры, забыться коротким сном — татары приступали и ночью.
На шестой день татары приступали особенно сильно. Тысячи приставных лестниц облепили стены, на которых осталось совсем мало защитников. Густо, зло полезли воины свежих туменов Кадана и Бури.
Не устояла Рязань! Сразу во многих местах поднялись на стены татары, сбили засовы с городских ворот. Конница хана Батыя потоком вливалась в Рязань. Рязанцы, дорого отдавая свои жизни, бились на улицах, во дворах, на крышах амбаров, бросались навстречу татарским сотням с отвагой отчаяния.
Возле красно-белых стен Успенского собора встретила свой смертный час ближняя дружина князя Юрия Игоревича. В груде тел татары не сразу нашли князя, а когда нашли — сорвали с павшего обрывки кольчуги, бросили нагого на окровавленный снег.
Татары вышибли бревном двери Успенского собора, волками набросились на спрятавшихся там женщин и детей. В тусклом свете восковых свечей засверкали кривые сабли, кровь потекла по узорным плиткам пола. Насильники стаскивали с убитых одежды, с мясом вырывали из ушей серьги, рубили пальцы с кольцами и перстнями. Над телом рязанской княгини Агриппины, привлеченные блеском богатого убора, дрались два татарских десятника…
К вечеру не осталось в Рязани живых, только дым, да обожженная земля, да пепел, да бездыханные трупы. Некому было плакать по мертвым, некому было схоронить их — все рязанцы равно испили смертную чашу…
Почти неделю простоял Батый на развалинах Рязани. Войско устало от многодневных приступов. Много времени занял подсчет и дележ добычи — Рязань оказалась очень богатым городом.
