Русский щит - Вадим Викторович Каргалов

Майским утром 1235 года из ворот доминиканского монастыря в Пеште[1] выехали четыре всадника. Копыта рослых смирных коней беззвучно опускались в уличную пыль, будто опасаясь нарушить безмятежный сон горожан: час был ранний, лишь над немногими крышами поднимались струйки дыма.

Редкие прохожие удивленно оглядывались на бородатые лица всадников и их длинные, непривычного вида одеяния. Какой-то монах в ветхой рясе, перепоясанной куском веревки, плюнул вслед:

— Проклятые язычники! И в столице христолюбивого короля Белы[2] смердит ими!

Но он заблуждался, этот монах!

По улице ехали вовсе не язычники, которых истинному христианину и лицезреть-то грешно, а достопочтенные братья-проповедники Доминиканского ордена[3], известного своими бесчисленными подвигами во имя господне. Сменив монашеское платье на мирское и отпустив бороды по образу и подобию язычников, проповедники отправились в дальнее путешествие в восточные страны. И не было ничего предосудительного в их необычном облике. Даже святой Доминик, основатель ордена, отращивал бороду и волосы, чтобы самолично нести слово господне в дикие восточные степи. Потом другие братья-проповедники пошли по начертанному святым Домиником пути, разыскали за рекой Днепром половецкие кочевья, и не их вина, что ничего полезного они не сумели совершить: язычники упорствовали в своем неверии. Двое проповедников погибли, остальные попали в рабство к половецким вождям, но по следам мучеников шли другие проповедники, и никакие опасности не могли устрашить их. Смерть за Христову веру обещала вечное блаженство на небесах…

Молодой доминиканец Юлиан, венгр по происхождению, неоднократно провожал братьев-проповедников в неведомые земли. Строгие и молчаливые, будто отделенные невидимой чертой от остальных монахов, стояли они перед алтарем, и только к ним обращался со словами последнего напутствия святой отец, настоятель монастыря. Торжественно, ликующе ревел орган. Множество свечей, как в самый большой праздник, освещало каменную громаду собора. С восхищеньем и почтительным удивленьем взирали на отбывающих братьев-проповедников младшие братья и отроки-послушники. На рассвете, в благословенный час пробуждения нового дня, братья-проповедники тихо уходили за ворота, чтобы покинуть монастырь надолго или навсегда.

Уходившим в странствования завидовали, потому что серебряный крест проповедника считался высшей наградой. Но только самые достойные и укрепленные в добродетелях удостаивались этой чести…