Внимательный собеседник кивнул:
— Ваш батюшка находится в том возрасте, когда память начинает постепенно слабеть, хотя в его случае процесс протекает особенно активно и болезненно. А это означает, что наступило время изучения и познания. Вы были правы, когда отвергли средневековые методы.
Джейн поинтересовалась, где учился вдумчивый врач, и в ответ услышала, что диплом Кембриджского университета подтвержден стажировкой в лучшем лондонском госпитале. Сам собой возник вопрос:
— Но как же случилось, что специалист столь либерального ума оказался здесь, в Рестоне?
Мистер Берридж понимающе улыбнулся:
— Да, есть чему удивиться. Но дело в том, что, работая в крупных больницах, я почувствовал, что не имею возможности по-настоящему узнать пациентов — понять их не с точки зрения физиологии, а с позиции человеческой сути. Поэтому, когда уважаемый доктор Лоуфорд предложил место партнёра, я немедленно согласился.
Джейн поднялась, и доктор немедленно последовал примеру хозяйки. Она подошла к двери гостиной и, взявшись за ручку, остановилась.
— Хочу попросить… то есть была бы чрезвычайно признательна, если бы, излагая симптомы в письме к коллеге, вы сохранили анонимность пациента.
Она взглянула с надеждой, и собеседник быстро поклонился.
— Разумеется, миледи. Ни один врач не сможет работать без соблюдения строжайшей конфиденциальности, — заверил он и добавил: — В том числе в отношении жителей нашей деревни и всей округи.
Вздохнув с облегчением, Джейн проводила нового знакомого к выходу и на прощание протянула руку.
— Не хочу вселять напрасных надежд, миледи. Герцог серьезно болен. Скорее всего недуг будет прогрессировать.
Доктор учтиво сжал ее пальцы и церемонно поклонился.
Оставалось лишь молча улыбнуться, однако улыбка получилась бледной, грустной. Едва дверь закрылась, Джейн прислонилась спиной к стене и, собираясь с мыслями, прикрыла глаза.
— Что, уже грезишь о любезном молодом человеке? — ехидно поинтересовался Джейсон с верхней площадки парадной лестницы.
Джейн подняла голову. В эту минуту брат походил на обиженного ребенка. Вот только презрительный тон и ядовитые слова звучали совсем не по-детски.
— Смазливые физиономии всегда действовали на тебя безотказно, — продолжал изливать желчь маркиз. — А если предмет воздыханий стоит на социальной лестнице ступенькой ниже, так это даже интереснее. Помнишь учителя музыки? Тогда тебе, кажется, исполнилось четырнадцать?
— Что тебя так раздражает, Джейс? Тот факт, что джентльмен красив? А может быть, его прекрасное образование и острый, гибкий ум?
