…Утром он пришел к ней без чемодана. Объяснить толком ничего не мог – об Ордене упоминать было нельзя: узнай она о тайне существования Ордена – и ничто уже не могло бы ее спасти… Да не было и времени, и условий для объяснения. Два милиционера стояли наготове, чтобы препроводить ее с матерью на Казанский вокзал.
Увидев, что он без вещей, она лишь спросила:
— Ты передумал ехать?..
Что, что он мог ей сказать?!.. Если б она только знала, что сейчас он спасал ей жизнь!..
Говорил, что надо уладить одно дело, и тогда – возможно, уже через месяц или чуть поболее – он приедет туда следом за ней… И видел по ее глазам, что она не верит ни одному его слову. Милиционеры уже поглядывали на них нетерпеливо.
— Здесь и попрощаемся, — сказала она.
Он, Виктор, почувствовал себя ничтожеством. Еще раз пробормотал, что приедет к ней, хотя в душе знал – не приедет: Орден держал его крепко, не посвоевольничаешь.
Рита сказала:
— Не надо, не приезжай…
И один из милиционеров добавил:
— Давай-ка, парень, проваливай.
Но он зачем-то еще плелся за ними до угла. И лишь сворачивая за угол, Рита снова на него посмотрела.
Боже, как она на него посмотрела! Сколько презрения было в ее серых глазах!
Это был конец между ними. Всё!..
Дальше он уже не пошел. Вернулся к себе и до вечера пролежал, зарывшись лицом в подушку.
А та цепь, ради которой столь жестоко обошелся с ним Орден, так и не сложилась. К ней и приступать-то не стоило. Как он узнал чуть позднее, уже через два дня после письма, полученного от магистра, "Ф" отправили на Колыму, вмерзшую в такие далекие земли, что даже у Ордена недостало бы сил докинуть туда какую-нибудь свою цепь.
Про судьбу Риты узнал только в пятьдесят четвертом. Мать ее вскоре отправили прямиком в лагерь, где она и сгинула, а Рита там, на поселении, вышла замуж за какого-то комбайнера, родила от него ребенка, сама же умерла совсем незадолго до того, как люди волной начали возвращаться – в пятьдесят третьем году.
Он спас ее. Он предал ее. Все это слилось в памяти так, что образовало единый сплав – "спасение-предательство", — который был уже неподвластен времени. Но в памяти остался последний взгляд этих серых глаз, и в них было только одно: "Предал, предал…"
Ты предал ее, рука Ордена в миру, отважный архангел Хризоил!..
