, о которой Вими смутно упоминал в письме ко мне. Ну, да, все правильно, вечеринка будет, и, может быть, он даже туда вечером ненадолго съездит, звучит его довольно уклончивый ответ. Затем, после того, как я продолжаю настаивать на дальнейшей информации, он признается, что не хочет брать меня с собой, учитывая возможность объяснения или даже драки между Вимом и мной.
— Видишь ли, если бы это организовывалось у меня дома, все было бы иначе, — растолковывает мне П., — если вы у меня расколотите пару стаканов, то это ничего, но у других я этого допустить не могу.
— Ну, послушай, я не такой уж неистовый зверь, — пытаюсь я ему объяснить, — и если мы договоримся, что я не буду драться и не буду много пить, то я и не напьюсь, и не полезу в драку, даже если они замучают меня до полусмерти, потому что раз уж уговор, я слово держу.
Сверх того, я сообщаю ему, что за целый день не выпил ни капли, и это чистая правда, потому что прогноз погоды выглядел тошнотно и я решил совсем ничего не есть и не пить алкоголя, что с моей стороны было очень предусмотрительно, так как на середине пути по Северному Морю начались сильные порывы ветра и на корабле порядочно наблевали, — к счастью, недуг охватил и маленькую четырехлетнюю рыжеволосую девочку, которая вплоть до заплыва в штормовую область два с половиной часа, не переставая, ныла «No! No!»,[134] зато после, за исключением того, что очаровательные кудряшки были испачканы ее собственной рвотой, с ней ничего неприятного — например, какого-нибудь падения — не приключилось.
— Обещаю, что буду пить только тоник или long drinks.[135] Кстати, я совсем не ревнив, ты ведь знаешь.
— Да, я знаю, что ты даже получаешь от этого kick,[136] — отвечает он, — но все равно это рискованное мероприятие.
— Жизнь — это постоянный риск, хочешь ты этого или нет; но тебе в самом деле нечего бояться.
П. соглашается, и сразу же после ужина в Сохо у Барторелли мы едем по адресу, где-то между Ноттинг-Хилл Тейт и Кенсингтоном, где в двухэтажном здании проживает дружеская пара; с младшим я когда-то много-много лет тому назад в своей наипечальнейшей съемной комнатке, через день после того, как познакомился с ним у П., попробовал перейти к интимным отношениям, в ходе развития которых я внезапно с ужасом обнаружил у него важнейший телесный недостаток (или, попросту, полнейшее отсутствие достоинства).
Вначале П., прямо как в немецком фильме, звонит, конечно, не туда и почти заваливается в квартиру к бабе в папильотках, которая, самое удивительное, несмотря на то, что уже часов десять вечера, нормальным, а не недовольным голосом в точности объясняет, какая именно дверь нам нужна. За этой дверью нас ждут такие же сумерки, какие царствуют и на вечеринках в Нидерландах, их я, между прочим, уже описывал: манеру «оборачивать единственную лампу в комнате, несмотря на угрозу возгорания, темно-красной оберточной бумагой или картоном для оформления витрин». Вот наглядный пример тому, сколько в мире вещей, которые стоят, видимо, выше национальных различий, и сколь мало разделяет народы. Глазам необходимо некоторое время, чтобы привыкнуть, но чуть позже мы уже неплохо ориентируемся, скидываем верхнюю одежду в спаленке и получаем при входе на кухню, сразу за дверью которой стоит стол, приспособленный под бар, большой стакан выпивки. К счастью, на вечеринке, оказывается, наливают только вино. В вине, и все это знают, не кроются насилие, подлость или порочность, в худшем случае у вас потемнеют зубы, из пасти будет вонять мерзостью и вас будут одолевать обременительные газовые атаки.
