Кому он говорил, я не поняла, но вот про вещь… Неужели это обо мне? Я испугалась: он что, хочет превратить меня в какой-нибудь веник для пыли? Правда, непонятно, зачем тогда надо учиться этикету, геральдике, языку, географии и прочим вещам? Решила, что если все равно ничего не могу сделать, то лучше и не задумываться – только себя растревожишь. А вот про «сломаю» мне сильно не понравилось.
Таким образом, прошел, по моим расчетам, месяц. Маренс обучил меня еще одному языку и заставил читать книги уже на нем. Иногда три разных языка перемешивались в совершенно невообразимую конструкцию, и я начинала фразу по-исмаилски, продолжала по-русски, а заканчивала по-архейски. В такие моменты Маренс наказывал меня сильнее обычного – очень его злила моя «тупость». Однако к концу месяца я могла уже совершенно свободно говорить на всех трех языках, так же свободно читала на них и выучила наизусть гербы Домов империи. А потом выучила еще один язык – иллирийский…
– Ну, хоть что-то получилось, – буркнул маг, закрывая большой геральдический справочник. – Может, ты и станешь хорошим апостификом и сумеешь принести мне пользу.
Какая от этого будет польза мне, Маренс не сказал.
На следующее утро в мою комнату вошли сразу несколько слуг и стали развешивать в шкафу одежду. Правда, вся она оказалась одного покроя, напоминая одежду пажей, но без чулок, обычные штаны красного цвета, такого же цвета курточка с пышными манжетами, белым с плетеными узорами воротничком и бежевая рубашка. Одежда скорее для мальчишки, а не для девочки, но моего мнения никто не спрашивал. Еще прилагались небольшой голубенький галстук и туфли. Обычные кожаные темно-красные туфли на небольшом каблуке. Всего таких костюмов принесли три. Не успела я закончить их изучение, как появился новый слуга. Молча усадил меня на стул, достал ножницы и принялся за стрижку. Я было дернулась, но тут же успокоилась – какой смысл сопротивляться или возмущаться? Все равно заставят послушаться. Правда, когда этот парикмахер недоделанный отрезал мои замечательные волосы, которые я с таким старанием растила, сейчас они достигали моего пояса, я едва не разревелась, но сдержалась. Привыкла уже держать чувства под контролем и не показывать их окружающим.
Когда после стрижки я взглянула в зеркало, то все-таки не сумела сдержать всхлипа – меня обкорнали. Мои великолепные волосы укоротили так, что теперь они только закрывали шею, и выстригли спереди, чтобы не лезли в глаза.
