. В условиях гетто такие люди доставляют своим близким немало забот. Они не должны бросаться в глаза немцам и полицейским. Они свободны от работ в городе и в гетто и от главной хозяйственной проблемы «как из ничего что-то сварить». У них самый длинный день в неволе. Но дети есть дети, и они играют даже в гетто. А старики живут прошлым. С девяти до двух часов улицы гетто словно вымирают. Никому не должно бросаться в глаза, что в гетто есть народ, не приносящий пользы.
Сменяются караулы полицейских — и на «тартаке», и на Варню, и у главных ворот. Иногда врач спешит к больному или служащий по делу.
Дни в гетто только кажутся однообразными. Практически каждый день приносит новости, в основном слухи, самые разнообразные, часто даже фантастические и, что самое интересное, эти слухи почти никогда не подтверждаются. Слухи приходят из города. И поэтому иждивенцы гетто с нетерпением ждут возвращения бригад. Иногда я задумываюсь над тем, пригодится ли мне опыт такой жизни в будущем, если будущее вообще у меня будет. Я часто думаю, что если выйду отсюда, то отдам все силы, чтобы больше ни с кем и никогда такое не повторялось. Никто не должен страдать из-за того, что он родился, ну, допустим, евреем или кем-то там другим. А вдруг никто, ни один человек не выйдет отсюда живым. Тогда, может быть, то, что я пишу украдкой на чердаке дома на улице Гриняус, переживет всех нас и попадет к людям, которые призадумаются, как не допустить в будущем тех заблуждений, жертвами которых мы стали. Порой мне начинает казаться, что я слишком наивно и по-детски рассуждаю даже для своих 15 лет. Я пишу и все время ощущаю, что отвлекаюсь, ухожу в себя, а не описываю события нашей невеселой жизни. Мною больше владеет стремление передать ярко и зримо наши переживания, ход наших мыслей и тактику, что ли, поведения в тот момент, когда опасность тут же над головой…
Все начинается с пробуждения. Для большинства в гетто пробуждение — это грубый толчок из очаровательного царства сна, где нет обид и унижений, в мир ужасающей действительности.
Взгляд на часы, и голова падает на подушку, еще хранящую очарование сна. Сон — благо: больше проспал, больше времени отвоевал у мрачных мыслей.
Я всегда стараюсь осмыслить свои сны: если сон хороший, то просто больно с ним расставаться. В неясных, путаных снах я всегда ищу намек, разгадку — ответ на вопрос, что с нами будет — выберемся ли мы отсюда?..
Взгляд в окно на природу — уже чуть веселее, острая боль где-то внутри становится глуше. Лежу с закрытыми глазами: в голове роятся мысли — эх, лишь бы время не спешило сейчас. Сколько уже прошло? 10–15 минут? Многие мои сверстники, здесь в гетто, наверное, переживают то же, что и я. Многим иждивенцам гетто забыться помогает домашняя работа, но ее здесь меньше, чем людей, могущих ее выполнять. Это хорошее средство уйти от реальности, забыться и, кстати, хоть на время отделаться от мыслей о еде. Для остающихся в гетто пропитание — это серьезная проблема: в городе или даже здесь в мастерских дают четвертушку хлеба и миску «зуппе»
