— Я этого не отрицаю… Но теперь мне многое становится понятным. А, злодей, так это тебе я обязан потерей моей жены! Ведь тебя я звал в начальники над отборным отрядом, который я собирал, чтобы устроить бегство дорогой мне девушки… И, узнав подробности моего плана, ты предал меня!
— Вы ошибаетесь, синьор. Моя служба при Совете Трех не позволяла мне принять ваше предложение, иначе я был бы рад счастью двух влюбленных. Я принадлежал Сенату, но теперь я все с ним покончил.
— Я верю тебе, Джакопо; твое лицо и твой голос заставляют меня тебе верить; они искренни. Но меня обманули в ту минуту, когда я больше всего был уверен в успехе. Злодеи скопировали мою гондолу, ливреи моих служащих, они отняли у меня мою жену… Но ты молчишь, Джакопо?
— Что могу я вам ответить, синьор? Вас обмануло такое государство, где начальник не смеет поверять тайны своей жене. Венеция отняла у вас вашу супругу за то, что вы хотели похитить у правительства имущество, которое оно считало своим. Вы затеяли серьезную игру, дон Камилло, и вы ее проиграли. Чтобы удовлетворить ваши желания и добиться ваших прав от Сената, вы обещали Венеции хлопотать за нее в Испании.
Дон Камилло смутился при этих словах браво.
— Чему вы удивляетесь, синьор? Вы забываете, что я долго вращался среди тех, кто умеет осторожно взвешивать выгоды каждого политического вопроса. На их устах ваше имя часто бывало…
— Отлично! Но объясни мне, каким способом они узнали о моем замысле? Ведь я говорил об этом только тем, кто мне внушал доверие.
— Дон Камилло, не забудьте, что из ваших слуг нет ни одного, кто не состоял бы на жаловании у Сената, исключая разве Джино. И им платится не только за то, что они донесут на вас, но и за донос на своих товарищей.
— Может ли это быть?
— Вы в этом сомневаетесь, синьор? — спросил Джакопо, любуясь искренним удивлением неаполитанца.
— Как ты можешь служить подобным людям, Джакопо?
— Мы не господа своего счастья, дон Камилло. Если бы это было иначе, то вы не стали бы прибегать к влиянию своего родственника в пользу республики. Да, мне много пришлось перенести, и если я все выдержал, то только оттого, что меня поддерживало кое-что более сильное, чем Сенат. Но, дон Камилло, есть преступления, которые нельзя терпеть.
Браво вздрогнул и продолжал молча ходить среди могил.
— Они жестоки даже с тобой? — спросил дон Камилло, с удивлением смотря на взволнованное лицо Джакопо.
— Да, синьор. Сегодня ночью мне пришлось быть свидетелем их бесчестности, более того — их подлости, после чего мне ясно стало, чего я сам мог ожидать от них. Заблуждение исчезло, и с той минуты я им больше не слуга.
