— Надеюсь, что не обеспокоил вас сейчас своей назойливостью, — сказал дож, давая условный знак Марку. — А вот и те, кого я ждал.
В эту минуту Ансельм и Джельсомина вошли в кабинет. С первого взгляда дож убедился, что он не знает вошедших. Он обменялся взглядом с членом Тайного Совета, и каждый прочел в глазах другого взаимное удивление. Очутившись перед дожем, монах откинул капюшон. Джельсомина смущенно остановилась сзади.
— Что значит ваше появление здесь? — спросил дож, указывая пальцем на девушку и в то же время не спуская глаз с монаха. — Теперь не время моих приемов, и, кроме того, они обусловливаются известными формальностями. И что это за странная компания!
Отцу Ансельму первый раз в жизни пришлось находиться перед дожем Венеции. Не решаясь начинать говорить о причине своего прихода, он старался сообразить возможность успеха, устремив проницательный взгляд на того, кто его спрашивал.
— Великий государь, — ответил монах, наконец, — мы пришли требовать правосудия. А тот, кто приходит с такой просьбой, должен быть смел.
— Святой Марк может гордиться своим правосудием, которое всегда на страже счастья его подданных. Твой поступок, отец мой, не соответствует правилам благоразумия, но его можно извинить. Объяви твою просьбу.
— В государственной тюрьме находится один заключенный, которого суд приговорил к смертной казни. Этот приговор будет приведен в исполнение завтра утром, если ваша верховная власть не придет на помощь для его спасения.
— Суд не ошибается в своих приговорах, и осужденный должен нести свой жребий.
— Я духовник этого несчастного, и, исполняя мою обязанность, я убедился в невинности его.
— Ты говоришь, что этот человек осужден обыкновенными судьями?
— Он осужден приговором уголовного суда, ваше высочество.
Повидимому, дож смягчился. Так как дело разбиралось публично, он мог, по крайней мере, хоть надеяться, что, выказывая человеколюбие, не нарушит политики правительства. Бросив взгляд на неподвижного члена Совета, как бы желая найти на его лице признак одобрения, дож сделал шаг к монаху и сказал ему с возрастающим участием:
— А на основании чего ты осуждаешь приговор судей?
— Я вам уже говорил, ваше высочество, что я убедился в невиновности осужденного, исполняя мои обязанности. Он мне открыл свою душу, как человек, стоящий одной ногой в могиле. Он невиновен перед государством.
— Я стар и давно уже ношу эту тягостную шапку, — сказал дож, протягивая руку к шапке, символу своего сана, — но за все это время не помню ни одного преступника, который не считал бы себя жертвой тяжело сложившихся обстоятельств.
