— Брать… А невесту отдаёшь… Кому отдаёшь-то? Ты подумай только!.. Экая поганка бледная!.. Туда же — на царство!.. Гришка Отрепьев таким же был?
— Гришка? Ну нет! Гришка был — орёл! Ух! До последнего я ему верил… А Нюра мне — какая невеста? Куды я со свиным рылом в боярскую опочивальню… А коли наш сморчок и впрямь в цари выбьётся, так она ему самая подходящая царица будет.
— Ну, подьячий, как знаешь…
Венчание началось ранним утром, когда ещё не развиднелось. Привели Нюру, чисто вымытую, в белом, нарядном крестьянском сарафане. Боярышня отчего-то хмурилась. Поляки привели Феодора, одетого в какую-то тяжёлую грязную мантию, сшитую, видимо, из затоптанного персидского ковра. Феодор был понур, испуган: в последний миг он пожалел о своём решении и теперь тоскливо мечтал сыграть всё назад.
Со всех изб натащили икон, устроили в горнице подобие иконостаса, зажгли не меньше сотни лучин и десяток, найдённых в поповых закромах, сальных свечей. Пригласили десяток разбойников, двое молчаливых поляков как обычно встали возле дверей с обнажёнными саблями.
Агафон накинул на плечи самозваную епитрахиль, поднял деревянный крест, прокашлялся и начал:
— Во имя Отца… И Сына…
Нюра, брезгливо щурясь и кривя губы, озиралась по сторонам. Феодор стоял, покорно сутулясь, пустыми глазами уставясь на иконостас.
— А где Силька-то? — громко спросила вдруг Нюра. Феодор молча дёрнул её за рукав.
— Ты не дёргай тут, не дёргай! — возмущённо заголосила боярышня. — Чего встал? Я пошла Сильку искать, суженного моего!
И, развернувшись круто, двинула вон из избы. Сильвестр спрятался за спины ратников, чтобы не попасться ей на глаза. Агафон, замерев на полуслове, растерянно захлопал глазами. Полковник, ухватил Нюру за плечо и круто развернул прочь от дверей:
— Вот это твой суженный, боярыня! Ты не там его ищёшь!
— Этот? — от души удивилась Нюра и даже руками развела.
— Так, так! — подтвердил полковник, — Это он. Государь всея Руси Феодор Борисович.
— Это я!.. — робко сказал Феодор, оборотясь к невесте.
— Ты не Силька! — в голос заорала Нюра. — Убирайся с глаз моих! Эй, кто там!.. Чего он в мой терем лезет? Тятенька! Маменька! Хевронья! Парамошка! Куда вы меня привели?
— Тихо, тихо! — важно произнёс полковник, шевеля бровями. — Зачем шуметь? Ты царицей станешь, а шуметь не надо! Ты хочешь быть царицей, боярышня?
— Пошёл вон! — взревела Нюра и ударила полковника кулаком по носу. Барашек ошалел от боли, и некоторое время ловил ртом воздух, нелепо улыбаясь; по усам его быстро бежали густые тёмные струйки крови. Он попытался утереться рукавом красивого доломана, но ничего из этого не вышло. Было видно, что ему очень хочется ответить на этот удар, но поднимать руку на будущую царицу было боязно.
