В недолгом времени по присяге уселись за стол. Поляки с саблями взяли Феодора Борисовича под руки и почти по воздуху донесли до положенного ему кресла.
По правую руку от него сели полковник и Сильвестр, по левую послушник и бабка Манешка. Больше ни для кого места за столом не нашлось. Расставили кружки, вытряхнули из мешков сухари, кто-то из ратников принёс горшок ухи из наловленной утром рыбки.
— Благослови, отче! — строго повелел Феодор Борисович послушнику. Агафон важно поднялся с места и протяжно затянул «Отче наш». Полковник меж тем разливал брагу по глиняным кружкам.
Выпили за здравие государя. Сам Феодор пил с большой опаской: хлебнул через силу два раза и, гадливо содрогаясь, отставил кружку в сторону.
— Не приучен у батюшки, — пояснил он, смущённо. — У батюшки-царя. У нас строго было. Вино — по великим праздникам, а этой отравы — ни-ни!
— А где ж теперь твой батюшка? — забывшись, спросил Агафон, но полковник через стол треснул его по макушке двумя пальцами, и послушник быстро поправился: — Я хочу сказать: где похоронили-то государя? Я что-то не слыхал доселе…
— Да где ж… — запечалился Феодор, — Как сестру мою, Ксению, порубили сабельками, так его из могилки-то вытряхнули, в пушку зарядили и пальнули… Вот и всё тут.
Сильвестру очень хотелось созорничать и рассказать о том, что царь Борис по-прежнему почивает в своей царской, кремлёвской могиле, а из пушки палили не Годуновым, но Отрепьевым… Он даже язык прикусил, чтобы не давать ему волю, а вместо этого спросил:
— Вы, пане полковнику, из поляков будете, или как?
— Всяк! — отвечал Барашек, прихлёбывая горячую ушицу. — Всяко буду. И поляки есть моём роду… И татары… И русские, понятно…
— И греки, наверное?.. — усмехнулся Агафон.
— Всенепременно! Без греков как же? Родная моя бабушка, моего отца матушка была гречанкой наполовину. А на вторую половину — из Угорских земель…
— А почему же вы одеваетесь по-польски?
— Так я поляков в службе был… Да, был… И у греков тоже служил… по торговой части… И где я только не вертелся…
— А что за прозвище у вас? Барашек… И не по-польски, и не по-гречески… И русских людей так не величают… Угорское, что ли, прозвание? Или хохлацкое?
— Так меня государь наш прозвал, — хмурясь, заметил полковник. — А для меня всё, что только ни исходит от государя, всё суть честь и приятная радость. Барашек, стало быть, Барашек! Это потому что у меня волосы курчавятся слегка. Когда государь так впервые меня назвать соизволил, я подумал себе: буду, значит, навеки Барашком — имя не хуже прочих, а коли государем дадено, так оно мне заместо княжеского звания будет!..
