— Так атаман говорил, что хорошо стреляет. В Сибири, говорит, по татарам бил…
— Он тебе не то ещё скажет! — усмехнулся Сильвестр и вновь размечтался. Встанем у пушки! Вжарим по гадам! Уж человек пять положим. Не зря подохнем.
— Ну, так пошли! — закричал он, петухом вскакивая с лавки, — Эй, атаман! Станицу проспишь! Подъём! Подъём!
На секунду с печки свесилась недоуменная, заплывшая синим, косматая рожа, потом в один миг огромная туша бесшумно взвилась в воздух и мягко приземлилась рядом с Сильвестром. Зловонная пасть распахнулась:
— Чего?..
— Ничего. Поляков бить идём?
— Ну, идём. Подай-ка мне сапожки.
Ничего не ответил Сильвестр Афанасьевич и пошёл искать свой полушубок, принадлежавший некогда бабкиному сыну, убитому поляками.
Пушку Пахом спрятал в шалашике на полянке, невдалеке от деревни, шалашик же так завалило снегом, что охотник долго его искал среди прочих сугробов. Потом они, упираясь, волокли эту здоровенную медную трубу на колёсах, колёса же обледенели и не вращались. Атаман им не помогал. Он шёл сзади, помахивал сабелькой, приплясывал и что-то бормотал, а может быть, напевал.
— Это он сабельные приёмы повторяет, — пояснил Пахом. — Поляки перед боем так же отплясывали.
— Знаем, учёные, — проворчал Агафон, — Век бы таких плясок не видать.
— Эй, казаче! — отплёвываясь от снега, прокричал Сильвестр, — А ты подлинно ли пушкарить умеешь?
Атаман ничего не ответил, лишь махнул саблей с каким-то особенно вычурным вывертом и под корень ссёк претолстую заледенелую ольху.
— Спрашивают тебя! — настаивал Сильвестр, — Чего ради надрываемся, махину эту волочём? Может, зазря? Может, ты и не пушкарь никакой?
— Пушкарь, — кратко ответил атаман, подпрыгнул сажени на две и в полёте рассёк надвое молоденькую ёлочку.
— Саблю зазубришь, балда! — прокряхтел Пахом, подлезая под лафет, чтобы вытолкнуть пушку из сугроба.
— Успею наточить, — благодушно отвечал атаман. — Мы ещё пообедать успеем, не только что…
Они вытолкали пушку из леса в деревню, протащили её, упирающуюся, мимо горестно молчащих собачьевских старух и вволокли на горку. Никогда прежде Сильвестр здесь не бывал. С горки открывался вид на просторное вытянутое озеро — гладкую, не тронутую ни одной ногой снежную равнину. Пахом с Агафоном подтолкнули бревно под пушечные колёса, атаман плясал, выписывая саблей вензеля, а Сильвестр застыл, вперясь взглядом в снежное озеро. Широкие пространства всегда завораживали его: горожанин, он простора побаивался. Тем более, если отсюда придут…
