Столбы с повешенными были установлены вдоль берега реки на некотором расстоянии от виселицы. Она представляла собой два столба с поперечной перекладиной, находившейся футах в десяти от полоски илистой земли, которую сейчас обнажил отлив.
Три новых столба, зловеще пустовавших, поджидали очередные жертвы.
В то утро сюда прибыли и знатные особы, и простолюдины. Были заняты все удобные и неудобные наблюдательные пункты. Террасы таверн и других зданий на берегу, а также доки и пирсы были полны зевак. Десятки маленьких ботов сновали туда и обратно, а некоторые из них бросали якорь. Течение было очень медленным, так как начинался отлив. Баржа, пришвартованная в сорока футах от берега, предоставляла места тем, кто хотел и мог заплатить. На несколько большем расстоянии от суши стояла на якоре пара судов, и члены экипажа и пассажиры высыпали на палубы, приготовившись следить за казнью. За этими судами сквозь туман и изморось вырисовывались призрачные очертания доков и строений на южном берегу.
Одна зрительница, тёмноволосая и белокожая, устроилась на стуле у окна таверны, построенной на ближнем мысу. Тип её лица был несомненно азиатский. Она уселась так, чтобы на неё не попадал свет. Вместе с ней за столом сидел хорошо одетый дородный господин средних лет по имени Эмброуз Алтамонт. Этот коммонер[3] совсем недавно неслыханно разбогател. Судя по обветренному, загорелому лицу, он был не понаслышке знаком с морем и тропическим солнцем.
Женщина отказалась обедать, заверив своего нового покровителя, что не голодна, а перед мужчиной громоздилось множество блюд и бутылок. Сегодня, что-то отмечая, он заказал пирог с миногами, считавшийся в то время редким деликатесом, и хорошее вино.
Насколько я могу судить, Алтамонт тогда ещё не знал, что женщина, сидевшая с ним за столом, вампир. Правда, он видел, что она не такая, как остальные: уже несколько ночей эта дама ублажала Алтамонта в постели разными необычными способами, приводившими его в восторг. Однако как бы далеко ни зашли в будущем её странности, пока что эта привлекательная женщина дарила ему блаженство, подобного которому он не познал за все пятьдесят лет своей далеко не безгрешной жизни. Алтамонт был вполне способен предать делового партнёра за одну её благосклонность, даже если бы тут и не были замешаны драгоценности.
Скрип колёс смолк, и повозка остановилась в Доке Висельников. Пока стража расчищала место от зрителей, приговорённым помогли спуститься на землю: руки и ноги у них затекли, к тому же двое успели напиться. Мертвецки пьяного арестанта пришлось вынести на руках. Потом их повели по одному к грубому помосту — нескольким доскам, положенным в грязь под виселицей. Первым шёл Кулаков.
